Особой дружбы между ними не было, так ничего не значащее для обеих знакомство. Это Александра так думала. Ксюша, как показало время, думала совершенно иначе. Она почему-то вдруг решила, что должна и имеет право раскрывать своей неправильной – с ее точки зрения – соседке глаза на правду.

Александра – по ее разумению – неправильно жила, неправильно вела себя со своими друзьями, неправильно строила отношения с мужчинами. И хотя мужчина в жизни Александры случился пока что только один, Ксюша каждодневно обобщала и говорила о нем исключительно во множественном числе. Вот и теперь…

– Я звоню тебе, Санечка, потому, что мне очень жаль, как поступают с тобой эти козлы, – объяснила она свое утреннее рвение. – Ведь если я правильно понимаю ситуацию, то у вас любовь, так?

– Ну… – говорить с Ксюшей о своих чувствах в планы Александры не входило. – И что?

– А то, что минувшую ночь этот гад с твоей любезной сердцу подружкой провели вместе! Представляешь?!

Нет! Она не представляла! И этого не могло быть в принципе, потому что…

Да потому что еще вчера вечером Ромка был рядом с ней счастлив. Казался, во всяком случае, таким. И намеки какие-то делал про их дальнейшее совместное проживание в доме ее бабушки. Что-то там про то, что дому просто необходимы мужские руки. Крышу там починить, к примеру. Или огород вскопать.

Крыша была новехонькой и за версту блестела свеженькой оцинковкой. Огородом сотни лет никто не занимался, он давно зарос пестрыми мальвами, и кажется, от этого никто не страдал. Но…

Но спорить с Ромкой Александра не стала, слушала его во все уши и наслаждалась, наслаждалась, как последняя дура.

И вот теперь вдруг обнаруживается, что он вместе с Катькой провел ночь?! Этого же не может быть! Этого не могло быть в принципе, ведь они давно расстались! Они давно все друг для друга решили. Поняли, что совершенно чужие. Поняли все! И про ценности, которые у них разные. И про принципы, которые никак не хотели родниться. И про цели в жизни тоже все поняли. Приняли решение и расстались! Чего же теперь?!

– Ксюша, а ты ничего не путаешь, а? – осторожно поинтересовалась Александра, плотнее укутываясь в толстенную простыню, с чего-то вдруг ее начало легонько поколачивать. – Как они могли провести вместе ночь и главное где? У Катьки мать с сестрой вернулись вчера из санатория. А Ромка…

Ромка был фактически бездомным. Беженцем. Откуда, точно она не знала, да и не интересовалась особо. Катька всякий раз, рассказывая про него, называла то Казахстан, то Башкирию, то Дальний Восток. Суть не в этом. Суть заключалась в том, что Ромка как по приезде снял ветхий угол на окраине у одной сварливой бабки, так там до сего времени и проживал. Водить в этот угол всякий сброд – подразумевались девушки, женщины и друзья – бабка ему категорически запретила. С Катькой они встречались в основном на ее квартире, которую та делила с матерью и больной сестрой, и то все больше в их отсутствие.

– Господи! Ну, когда ты наконец станешь взрослой, Саша?! – завопила ей в самое ухо Ксюша. – Ты считаешь, что проводить ночь возможно лишь в постели на шелковых простынях, да?!

Ну, не совсем так, но крыша над головой, по ее разумению, должна была присутствовать.

– На даче они! – рыкнула напоследок обессилевшая от ее тупоумия Ксюша.

– На даче? На какой даче? – Александра растерянно заморгала, силясь припомнить, когда это Катька или Рома успела обзавестись дачей, не вспомнила… – На какой даче? У них же не было никакой дачи.

– Купила! Купила твоя Катька дачу недели две назад. Так, не дача, а одно название. Курятник какой-то ветхий. Но для такого нужного дела, как свидание, подойдет легко. Короче, записывай. – Последовала короткая пауза, очевидно отведенная ей для того, чтобы она вооружилась авторучкой и листом бумаги, а потом дотошная соседка проговорила: – Двадцать пятая дорожка. Номер дачи восемьсот двадцать четыре. Там еще загородка такая высокая, хоть и прогнившая, но очень высокая. Калитка открывается, если ее чуть приподнять. Добираться знаешь, как туда?