И третье. О цитировании. Некоторым критикам оно показалось излишне обильным. Но автор так не думает. Современные рецензенты (и читатели) плохо знают не просто Одоевского или Брюсова, они и романы братьев Стругацких относят уже ко вчерашнему дню, а значит, не перечитывают. Напомнить страницы лучших отечественных фантастических книг – дело чрезвычайно полезное. Возможно, оно подвигнет хотя бы некоторых читателей вернуться к книгам, о которых рассказывает автор. Так что сравнение «Красного сфинкса» с хрестоматией (Дмитрий Володихин) воспринимаю как похвалу.
Невозможно написать такую большую книгу без помощи верных друзей, знающих и любящих жанр, всегда готовых придти на помощь. Приношу самую искреннюю благодарность Юрию Шевеле (Киев), Владимиру Ларионову (Санкт-Петербург), Владимиру Борисову (Абакан), Александру Етоеву (Санкт-Петербург), Алексею Гребенникову (Новосибирск), и конечно, моему верному и незаменимому другу и помощнице Лидии Киселевой, а также многим и многим, поддерживавшим меня в процессе работы.
Владимир Федорович Одоевский
Последний представитель старинного княжеского рода Одоевских. Родился 30 июля (11 августа по новому стилю) 1803 года (по другим сведениям, 1804) в Москве.
В 1822 году окончил Благородный пансион при Московском университете. Свободно владел французским, немецким, итальянским, английским, испанским языками, читал на церковно-славянском, латинском, древнегреческом. Служил по ведомству иностранных исповеданий, редактировал (совместно с Ф. Заблоцким-Десятовским) «Журнал министерства внутренних дел». Известный судебный деятель и литератор А. Ф. Кони, в молодости знавший князя, так писал о нем: «Одоевский всю жизнь стремился к правде, чтобы служить ей, а ею – людям. Отсюда его ненависть к житейской и научной лжи, в чем бы она ни проявлялась; отсюда его отзывчивость к нуждам и бедствиям людей и понимание их страданий; отсюда его бедность и сравнительно скромное служебное положение, несмотря на то, что он носил древнее историческое имя, принадлежа к старейшим из Рюриковичей и происходя от князя Михаила Черниговского, замученного в 1286 году в Орде и причисленного церковью к лику святых».
Первый литературный опыт Одоевского – «Химикант Вильгельм (Из переписки двух приятелей)» – появился в 1920 году в журнале «Благонамеренный». В течение ряда лет сотрудничал с самыми известными изданиями того времени. Среди них «Вестник Европы», «Сын отечества», «Московский телеграф», «Урания», «Литературная газета», «Атеней», «Северные цветы», «Альциона», «Библиотека для чтения», «Московский наблюдатель», «Современник», «Северная пчела», «Отечественные записки», «Русский архив», «Голос», «Русская старина». В 1824–1825 годах вместе с Вильгельмом Кюхельбекером издавал альманах «Мнемозина», где печатались, кроме самих издателей, А. Пушкин, А. Грибоедов, Е. Баратынский, Н. Языков. Журналист и писатель Николай Полевой вспоминал позже: «Там были неведомые до того взгляды на философию и словесность. Многие смеялись над «Мнемозиною», другие задумывались».
В 1823 году совместно с Д. В. Веневитиновым организовал «Общество любомудрия» с целью создания оригинальной отечественной философии. «Они – (члены Общества, – Г. П.) – собирались тайно, – вспоминал один из «любомудров» А. И. Кошелев, – и об его существовании мы никому не говорили. Членами его были: кн. Одоевский, Ив. Киреевский, Дм. Веневитинов, Рожалин и я. Тут господствовала немецкая философия, т. е. Кант, Фихте, Шеллинг, Окен, Геррес и др. Тут мы иногда читали наши философские сочинения; но всего чаще и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны всякие человеческие знания, составляли преимущественный предмет наших бесед; христианское учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для нас, любомудров. Мы особенно высоко ценили Спинозу, и его творения мы считали много выше Евангелия и других священных писаний. Мы собирались у кн. Одоевского в доме Ланской (ныне Римского-Корсакова в Газетном переулке). Он председательствовал, а Д. Веневитинов всего более говорил и своими речами часто приводил нас в восторг. Эти беседы продолжались до 14 декабря 1825 года, когда мы сочли необходимым их прекратить, как потому, что не хотели навлечь на себя подозрение полиции, так и потому, что политические события сосредоточивали на себе все наше внимание. Живо помню, как после этого несчастного числа князь Одоевский нас созвал и с особенной торжественностью предал огню в своем камине и устав, и протоколы нашего Общества любомудрия». Впрочем, долго еще Одоевского мучили ужасные сны, в которых явившемуся его арестовать полицейскому офицеру он красноречиво доказывал всю пользу своей особы и приводил многие примеры своей добросовестности».