Этой тональности Алексей Толстой практически никогда не терял.

Пришла пора учебы. В Петербурге юный граф не затерялся, усилиями влиятельных родственников он был представлен восьмилетнему наследнику престола – будущему императору Александру II. Поэт Василий Андреевич Жуковский, занимавшийся образованием царского сына, подсказал Николаю I, что наследнику его полезно иметь товарищей по занятиям. В «товарищи» были выбраны старший сын графа Михаила Виельгорского – Иосиф, сын генерала Паткуля – Александр Паткуль, Александр Адлерберг, Алексей Толстой, и чуть позже юный князь Александр Барятинский.

Десяти лет от роду Толстой впервые побывал с матерью и с дядей за границей.

В Веймаре в 1827 году они посетили Иоганна Вольфганга Гете; в подарок от великого поэта юный Толстой получил обломок мамонтового бивня, украшенный собственноручным рисунком создателя «Фауста». А путешествие по Италии, совершенное в 1831 году, позволило расширить художественные взгляды Алексея Толстого. «В очень короткое время, – писал он, – я научился отличать прекрасное от посредственного, выучил имена всех живописцев, всех скульпторов и почти мог соревноваться со знатоками в оценке картин и изваяний. При виде картины я мог всегда назвать живописца и почти никогда не ошибался».

В 1834 году Толстого определили «студентом» в Московский архив Министерства иностранных дел, где, как правило, начинали карьеру отпрыски самых известных и богатых российских фамилий, а уже через два года юный граф был прикомандирован к русской дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне. Светский лев, красавец, остроумец, любитель розыгрышей, тонкий ценитель поэзии и живописи, он старался увидеть и услышать в Европе как можно больше. В итоге в конце 1840 года он был переведен обратно в Россию на службу в отделение канцелярии императора Николая I, ведавшее вопросами законодательства.

Давняя, с детства, дружба с великим князем Александром позволила Алексею Толстому сделать стремительную придворную карьеру. После восшествия Александра II на престол он стал флигель-адъютантом, затем царским егермейстером. Это позволило ему активно вступаться за «обиженных». Так, он хлопотал о возвращении из ссылки Тараса Шевченко; в 1862 году вступился за И. С. Аксакова, отлученного властями от редактируемой им газеты «День»; в 1863 году помог И. С. Тургеневу, привлеченному к делу о лицах, обвиняемых в сношениях с «лондонскими пропагандистами», то есть с Герценом и Огаревым. Он даже Н. Г. Чернышевскому пытался смягчить судьбу, по крайней мере, известно, что на вполне, казалось бы, дежурный вопрос императора Александра II о том, что сегодня делается в русской литературе, Толстой ответил, что «русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского». Император резко заметил: «Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминать мне о Чернышевском». И это было не случайное замечание, это был именно взгляд царя на установленные в стране порядки. В 1858 году, когда учреждался негласный комитет по делам печати, Александр II категорически отверг предложение министра народного просвещения Е. П. Ковалевского включить в комитет кого-либо из российских писателей. «Что твои литераторы, ни на одного из них нельзя положиться!» – сказал он. Ковалевский в ответ заметил, что если так, то можно назначить в комитет кого-то из придворных, известных любовью к словесности, например, князя Николая Орлова, или графа Алексея Константиновича Толстого, или флигель-адъютанта Н. Я. Ростовцева, но и в этом министр получил отказ.