– Эх! – Он досадливо вздохнул. – Гражданочка свидетельница, известное дело, тетка! В полной прострации. Одни слезы.

– Судя по всему, здесь было всего два выстрела. Один в потолок, тут все верно. И один по прилавку.

Смелый гражданин тем временем засуетился. Он выдал еще несколько любопытных деталей. Описал одного из бандитов: «Верста коломенская! Он мне и врезал!» Удар в самом деле был нанесен сверху, почти по теменной части. А еще припомнил, как за мешками с мукой и ящиками мелькнули коричневые остроносые туфли «джимми». Шикарная деталь для уголовника. Но, главное, возглас, с которым тот затребовал кассу: «Праааашу».

– Знаете, как швейцар, голосом этак: «прааашу».

– Проверим. Швейцаров, допустим, теперь наперечет. – Милиционер сделал пометку в листке с записями, обернулся ко мне: – На других налетах подобное было! Вроде как их визитная карточка.

– А в газетах не печатали, – я вспомнил заметку о нападениях.

– Ты наизусть учил, что ли? – Он усмехнулся. – Однако верно мы сделали внушение товарищу из газеты. Чтобы придержали обстоятельства.

Кассирша слов гражданина подтвердить не могла. Муровец добился лишь вздохов и всхлипов: «не помню, не помню». Налетчик, мол, говорил грубым хриплым голосом, и только.

– Гражданку еще раз опросить нужно. Обязательно. Капли дам, чтобы пришла в себя. Что-то ее рассказ не совпадает. Даже вот, готовилась считать выручку, а сумму, которую взяли бандиты, назвала до копейки. И крючок, смотрите, – я подвел сыскаря к двери, стараясь говорить потише, – цел! Действительно хлипкий, а гвоздик не выпал. Его, скорее всего, и не накидывали.

– А тип этот? Который вроде случайно вмешался.

– С его словами, напротив, все сходится.

Пострадавшего увели к автомобилю «неотложки». А за кассиршу взялись всерьез.

Позже уже всплыло, что она вела счетные книги в другой булочной, которую бандиты обчистили одной из первых. А дальше застопорилось, гражданка молчала как рыба. Напирала на то, что сама пострадала, помнит все смутно. Жаловалась на сердце, наконец и вовсе слегла с приступом в больницу. Проверили, в самом деле – ишемия сердца. Налетчиков же пока найти не удавалось. Зато на другой день к нам, прямо на занятия, зашел уже знакомый муровец и, спросив «который тут практикант с юга?», позвал на выезд меня и, поколебавшись, Репина. Вася, который слушал подробности моего дежурства, вздыхая от зависти, собрался мигом. Московский уголовный розыск – МУР – был легендой.

Даром что столица советского государства Москва усажена церквями и церковками. Колокола их молчат. Звон под запретом. Вместо него звенят первые трамваи. Галдят ранним утром черные галки. Загрохотал-зазвенел тележкой дворник, и тучей они поднялись в воздух, но невысоко, лениво, птицы городские, к уличному шуму привычные. Сквозь утреннюю дымку в высоких кирпичных стенах четким кованым силуэтом выступили ворота. Стена, как крепостная, красная, не видно, где заканчивается. Рядом с воротами отворили дверь. У нее притормозил грузовичок, кузов крыт брезентом. На место происшествия прибыли советские милиционеры. Вызваны на фабрику, бывшую «Трокаръ». Теперь «Красный парфюмер».

С ними и мы с Репой. После случая с ограблением булочной нас нередко привлекали, когда не хватало рук. Сторож у ворот объяснил нам, куда идти. И вроде толково, но сразу стало понятно, что заблудиться легко.

Репин осмотрелся, отряхивая сапоги, – рано утром был дождь. Всюду блестели лужи.

– Ты смотри, товарищ Лисица, как у них налажено!

Фабрика за стеной – город! Просторные улицы, трубы. Невысокие, но широкие, как ангары, здания производств. Склады. Конторские помещения. Через перспективу улиц даже видны деревья, сквер – в центре фонтан с пустым постаментом. Мимо, шурша шинами, прокатило авто.