Неписаные правила поведения в «Венце порока» соблюдаются с большим тщанием, чем религиозные заповеди. Вкратце они сводятся к одному: любой обман в заведении карается смертью. Если бы архонта Тал-Веррара поймали с картой в рукаве, то сами боги не спасли бы его от наказания. Служители заведения неукоснительно пресекают любые попытки обойти эти правила, а потому нередки случаи трагических смертей – кто испускает последний вздох в собственной карете, якобы от чрезмерного увлечения алхимическими снадобьями, кто, будто бы по неловкости оскользнувшись на балконе девятого этажа, встречает бесславную кончину на каменных плитах у подножья башни.

Локку Ламоре и Жану Таннену пришлось обзавестись новыми личинами и потратить два года всевозможных ухищрений ради того, чтобы добраться до пятого этажа «Венца порока».

Исхищрялись они и сейчас, отчаянно стараясь ничем не выдать своего умения и держаться вровень с соперниками, которым никаких усилий прилагать не приходилось.

– У дам последовательный набор шпилей и набор сабель до печати Солнца, – объявил крупье. – У господ – последовательный набор кубков и смешанная комбинация с пятеркой кубков. В пятом туре побеждают дамы.

В душном зале раздались аплодисменты. Локк закусил губу: дамы выиграли четыре тура из пяти, а единственной победы их противников зрители даже не заметили.

– Тьфу ты! – притворно, но весьма убедительно вздохнул Жан.

Локк повернулся к сопернице справа. Маракоза Дюренна, стройная смуглянка лет сорока, с волосами как черный дым и рубцами шрамов на шее и предплечьях, держала в правой руке длинную черную сигару, обвитую золотой ленточкой-бандеролью; по сжатым губам скользнула отрешенная улыбка – еще бы, особого умственного напряжения игра не требовала.

Лопаткой с длинной ручкой крупье пододвинул к дамам горку деревянных фишек, проигранных Локком и Жаном, а затем той же лопаткой сгреб к себе все карты со стола – игрокам запрещалось прикасаться к картам после окончания тура.

– Что ж, госпожа Дюренна, примите мои поздравления в связи со все улучшающимся состоянием ваших финансов. Деньги устремляются в ваш кошелек быстрее, чем хмель – в меня, – сказал Локк, рассеянно перекатывая по костяшкам правой руки фишку (крохотный деревянный кружок стоил пять соларов – заработок поденщика за восемь месяцев тяжелого труда).

– Весьма сожалею, что вам выпал такой неудачный расклад, господин Коста. – Дюренна глубоко затянулась сигарой и так искусно выдохнула дым в сторону противников, что струйка, повисшая в воздухе между Локком и Жаном, не выглядела прямым оскорблением.

Локк сознавал, что сигарный дым Дюренна использовала в качестве так называемого страт-пти – «маленькой хитрости»; за игорным столом любой отвлекающий маневр – какая-нибудь невинная с виду привычка или якобы непроизвольный жест – вынуждал соперника делать ошибки. Жан и сам хотел использовать сигары в этих целях, но у Дюренны получалось намного лучше.

– С такими очаровательными соперницами ни один расклад неудачным не назовешь, – сказал Локк.

– Мужчина, сохраняющий способность к откровенной лести даже тогда, когда его обобрали до последней серебряной монетки, почти достоин восхищения, – заметила соседка Дюренны, сидевшая справа от нее, близ крупье.

Измила Корвальер статью не уступала Жану; румяная, дородная, с преувеличенно женственными формами и соблазнительными округлостями во всех подобающих местах, она была весьма привлекательна, однако во взгляде ее сквозило презрительное превосходство, коим часто грешат люди чрезвычайно умные и проницательные. Вдобавок Локк приметил в ней дерзкую уверенность уличного забияки, привыкшего побеждать в жестоких драках. Госпожа Корвальер постоянно извлекала из золоченой серебряной бонбоньерки вишни, обсыпанные шоколадной крошкой, и, смачно причмокивая, облизывала пухлые пальцы. Разумеется, это и был ее