– Понятно. А в Бостоне вы… по делам? Киф сказал, что вам требуется юрист.

– Да. Гиблое дело, но мы стараемся, как можем. Я представляю интересы вдовы Пьетро Гаспари.

Я вздрогнул. В памяти всплыла заметка из нью-гемпширской газеты, прочитанная в случайной забегаловке, и почему-то мне немедленно захотелось выйти из прокуренного бара на свежий воздух.

– Вы помните Пьетро? – печально спросил Коллинз, неверно прочитав мое выражение лица. – Прекрасный был человек, золотое сердце. И необыкновенно талантливый, конечно.

– Эээ… нет. Не помню. Я просто прочитал о его смерти несколько дней назад.

– Надо же. Даже бостонские газеты о нем написали. Впрочем неудивительно. В последние годы работы Пьетро получили известность. Две галереи в Портленде и Бангоре устроили его персональные выставки. Думаю, сейчас все по достоинству оценят талант Пьетро. Жаль, что он не дожил до настоящей славы.

– Да, очень жаль.

– Но вы говорите, что его не помните.

– Имя показалось мне знакомым. Такое, знаете ли, эффектное. Мы встречались с ним в Нью-Йорке?

– Не могу сказать. Если быть откровенным, Тео, я тоже не слишком обращал на вас внимание. Вы были скучным мужем Миранды, – Коллинз хохотнул и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще бокал вина.

Я тоже попросил повторить мне скотч с содовой.

– Как он умер? – полюбопытствовал я. – От болезни?

– Самоубийство, – мрачно ответил Коллинз. – Вскрыл себе вены в ванне.

– О, господи.

– Да. Как гром среди ясного неба. Тем более, что у него осталась молодая жена, которая ждет ребенка. Ужасно, ужасно. Конечно, его мог подломить отказ от нью-йоркской галереи Голдсмитов представлять его работы. И история с конкурсом «Талантов Новой Англии», где все уже было на мази, а потом его в последний момент выкинули из списка финалистов… Я понимаю, когда ты столько лет ждешь признания… Разочарование может стать последней каплей. Хотя его работы в последнее время неплохо продавались.

– Ну, сейчас, наверное, цены на них еще больше поднимутся. Так же работает мир искусства? Так что его вдова сможет неплохо себя обеспечить.

– В этом и проблема, вот почему я здесь. На самом деле оказалось, что дом, в котором он жил, ему не принадлежит. Он его арендовал все эти годы. И там какой-то странный контракт, который заканчивается со смертью Пьетро. То есть нельзя просто продолжать платить аренду и дальше жить в этом доме. Даже если бы у Бернадетт были деньги.

– А у нее их нет? Почему?

– Потому что по старому завещанию все его имущество и права на работы достаются брату Пьетро, какому-то ловцу креветок из Коннектикута. Он просто не успел переписать завещание на жену. Ну, не думал человек, что умрет в одночасье, вот как оно бывает.

– Да нет же, думал.

– Что?

– Он покончил с собой, так вы сказали. Дождался, пока останется дома один, потом наполнил ванну. Это же не минутное дело. Мог найти время сесть за стол и написать хотя бы на обычном листе бумаги, что хочет все оставить жене или ребенку. Хоть это завещание было не заверено, но наверняка его бы приняли в суде.

– Вы крючкотвор.

– Как и подавляющее большинство судей. Гаспари оставил предсмертную записку?

– Вроде да. Какие-то каракули о том, что его не ценят, и все в таком роде. Во всяком случае, полицию она удовлетворила.

– Видите. Значит, для предсмертной записки он сумел собрать мозги в кучу. Мог бы вспомнить и о новом завещании. Может, он узнал, что молодая жена ему изменяла, а ребенок не от него?

– Вы не знаете, о чем говорите! Бернадетт была бесконечно предана Пьетро. Вы сейчас проецируете на ситуацию историю своих отношений с Мирандой.