Когда мы, зевая, опираемся на поручень, чтобы бросить взгляд на очертания пирамид Гизы, небо уже приобрело светло-голубой цвет. Паруса над нашими головами натянулись и стали тугими; суда, идущие в Мемфис, могут воспользоваться течением – нам же приходится полагаться только на северный ветер. К счастью, ветер почти всегда дует именно в нужном направлении, и мы набираем скорость, быстро оставляя позади Мемфис – Белую стену, первую столицу объединенного Египта, которая стоит на границе Двух Земель еще со времен Менеса-объединителя. Вдали мы можем увидеть колонны входа в храм Птаха, возвышающиеся высоко над зелеными вершинами пальм и тамариска, делающих храм еще прекраснее.

Небо уже совсем просветлело, и вот наконец сияющий диск солнца, Ра-Харахте, поднимается на соколиных крыльях из-за линии горизонта. Его лучи заливают светом громаду ступенчатой пирамиды, расположенной у старого кладбища в Саккара. За рекой, слева от нас, видны на бледно-золотистых скалах черные провалы каменоломни в Масара, где добывают известняк. Именно отсюда прибыши камни, которыми были облицованы – чтобы сделать поверхность ровной – грани пирамиды в Гизе. С тех пор многие фараоны брали здесь известняковые плиты для своих гробниц и храмов.

Когда мы проплываем мимо пирамид в Дашуре, солнце уже поднялось высоко; склоны пирамид под прямыми лучами кажутся золотыми. Дальше по реке будет Лишт – как его назовут много позже – с большим числом пирамид, небольших по размерам, уже обвалившихся. В Медуме мы видим последнюю из больших пирамид-гробниц Древнего царства. Во время нашего путешествия она еще выглядит как пирамида, но это продлится не долго. Скоро с нее начнут заимствовать камень, и к 1960 году она будет выглядеть как высокая квадратная башня.

Около Медума нам придется остановиться и привязать корабль на ночь. Ничто на свете – кроме угрозы жизни монарха или собственной матери – не заставит капитана плыть во тьме. Во-первых, в водах реки слишком много песчаных отмелей. Во-вторых, в ночи бродят духи. Некоторые из них несут смерть – «те, чьи лица обращены назад». Возможно, во тьме бродит и еще кое-кто.

Капитан пригласил нас отужинать с ним на палубе. Здесь довольно приятно, прохладный ночной бриз слегка дует в лицо; высоко в небе мерцает звезда. Капитан просит извинения за угощение – незамысловатую пищу моряков, – однако мы находим ее более чем аппетитной. Жареная утка, лук, редиска, свежий печеный хлеб из деревни, где мы стали на якорь, финики, абрикосы и фиги. И – не может быть! – вино из Инета!

Капитан удивлен и слегка уязвлен, когда мы спрашиваем о вине, хотя мы и делаем это очень тактично. Да, это вино из Инета. Но никто не ждет, что капитан проделает 600 миль с самым настоящим нектаром на борту и не попробует его. Он пожимает плечами – жест, который, должно быть, появился на свет вместе с человеческим родом. Немного вина всегда можно взять, это знают все, это обычай. Он – честный человек; он не продаст ни кварты груза на сторону, чтобы поделить прибыль с писцом, который должен рассчитать расходы царя к концу путешествия. Такими вещами он не занимается! Да это и не обязательно, поскольку Усермаатра (да живет он и процветает и пребывает в полном здравии!) не спускает проделки такого рода. В прошлом, помнит капитан, такие вещи еще сходили с рук. Старые добрые времена… Но ради одного-двух кувшинов никто шума поднимать не станет. Это превосходное вино, не так ли?

Мы соглашаемся и опустошаем еще одну кружку, с чувством уверенности, что если кто-то и пострадает за исчезновение вина, то не мы.