Всплеск адреналина, который я получила при этой мысли, меня удивил. Конечно, мое тело считает ребенка своим, но ведь я же не сошла с ума… Я же понимаю, что волей безумного случая оказалась в чужом теле. И тем не менее все мои мысли постоянно возвращались к тому, кто сейчас слабо толкался у меня в животе.

5. Глава 5

Дни тянулись и тянулись, вымораживая меня бессмысленным лежанием. Сколько могла, я давала мышцам нагрузку, прячась под одеялом, слегка приподнимая ноги, крепко сжимая кисти рук, стараясь двигаться незаметно. При этом я прекрасно понимала, что такие статичные упражнения дают очень небольшой эффект, но это было все, что я могла себе позволить.

Самым противным было то, что доктор запретил мне мыться. Сперва я думала, что он «отыгрывается» за вино, поднимая свой авторитет, но через некоторое время поняла:

мытье тела в этой стране считается крайне вредным. Воспользовавшись моментом, доктор прочитал мне лекцию о том, что теплая вода раскрывает поры тела, куда потом с легкостью проникают болезни.

Мне запрещали мыться, вставать с кровати, ходить, и уж тем более смотреть в окно. Это тоже признали вредным. Единственное, что мне удалось отвоевать, это фруктовый отвар, который подавали теперь к столу вместо вина.

Была и еще одна хорошая новость. Мадам Вербент, которая приехала сюда вместе со мной, вовсе не считала мытье ужасным. Как-то раз она с тоской вспоминала королевскую мыльню во дворце моего отца. Она так восторгалась горячей водой, льющейся из крана и мраморной отделкой стен, что это меня немного успокоило – не все считают чистоту тела кошмаром.

При том, что купаться мне запрещали, ночную сорочку меняли ежедневно и раз в три дня – полностью постельное белье. Это меня и спасало от запаха собственного пота. Софи тишком проносила за ширму, где меня переодевали, мокрое полотенце и торопливо обтирала мне тело, предварительно выгнав горничных. С каждым днем я все сильнее ощущала, насколько всем во дворце, кроме мадам Вербент, наплевать на меня.

Даже мои собственные фрейлины были ко мне вполне равнодушны. Они выполняли приказ, если я обращалась на прямую, но сами совершенно не проявляли интереса, предпочитая днями сидеть за столом и тихонько сплетничать. Иногда состояние становилось просто истерическим: мне хотелось рыдать и ломать все вокруг. Сдерживать себя стоило больших трудов. Думаю, шалили гормоны. Все же я достаточно много знаю о человеческом теле.

А дни все ползли тоскливой вереницей, похожие один на другой, как бильярдные шары – тяжелые и гулкие. Единственной отрадой были рассказы мадам Вербент. Она так явно тосковала по прошлой жизни: достаточно легкой, веселой и несколько безалаберной, что без конца предавалась воспоминаниям. А я получала хоть какое-то представление о бывшей семье Элен. Сведения эти я сложила в копилку памяти, иногда перебирая и уточняя у мадам кое-какие детали. Я прекрасно понимала, что все это однажды может мне сильно понадобиться.

Самым странным во всей этой истории, пожалуй, было мое отношение к ребенку. Точнее, к двум детям. К маленькой принцессе Элиссон и тому малышу, что все сильнее ворочался в животе.

Раз в семь дней дочку Элен по-прежнему приводили ко мне на несколько минут. У меня было достаточно времени рассмотреть малышку и пожалеть ее от всей души. Хорошо уже то, что красотой она пошла в отца, только цвет волос ей достался от матери. Несмотря на трехлетний возраст, это были достаточно густые и красивые пепельно-русые волосы, тяжелые и гладкие. Их нещадно стягивали в весьма сложную прическу. Девочка иногда напоминала мне карлицу, настолько взрослым и печальным был ее взгляд.