О чём говорят мужчины вы уже знаете.

А о чём думают 17-летние пацаны примерно с подъёма и до самого отбоя, и ещё некоторое время после него, в курсе? Да ещё и вдали (относительно) от дома. А если в километре от твоей холостяцкой вагонной полки трёхэтажный пансионат… А в нём в кроватках с полированными спинками спят девочки-электромонтажницы с ловкими пальчиками и насмешливыми улыбками?.. Там пахнет помадой, конфетами и тёплой кожей… И лаком для волос. Сильней всего лаком для волос. “Прелесть”.

Ну конечно об уборке винограда ударными темпами, о чём ещё?

Сколько раз мы мысленно благодарили архитектора пансионата, сделавшего такие удобные балконы, по которым без всяких навыков скалолазания можно было добраться и до третьего этажа.

Сколько раз мы бессовестно и эгоистично радовались слабому зрению нашего мастера, который, даже поймав с поличным, не мог потом никого из нас опознать. Все мы, ”Маугли”, были для него на одно лицо.

Мы обнесли все грядки, утрамбовали виноград в большие баки, типа мусорных. Кто-то хотел залезть сверху и изобразить Челентано из “Укрощения строптивой” и мы бы даже ему подпели:

“Фьёри э фантазия

Ла-лала-лала-ла”.

Но злой рок в облике совхозного надсмотрщика разогнал нашу творческую группу.

Да и толку? Камер у нас не было, интернета тоже. Так, воспоминания на всю жизнь, не больше. Фоток нет, пишу вам текстом. 1992 год. Да, тогда был совсем другой мир.

С набитыми виноградом животами вечером идём “домой” в вагон. Как первомайская демонстрация, только без лозунгов и знамён, чеканя бодрый шаг держим равнение на фасад пансионата. На трибунах своих балконов стоят девочки и машут нам руками. И на одном из балконов второго этажа прыгает мелкое улыбающееся счастье, Светка Дейчева. Она машет рукой мне, играет бровями, изображая головой болливудскую танцовщицу, и её большой палец как бы невзначай тыкает в развевающуюся за спиной занавеску. Я тоже машу ей и считаю:

Раз… Два… Три… Четыре… Пятый балкон слева, второй этаж.

Я подмигиваю ей, она мигает обоими глазами сразу. Я иду в вагон и никак не могу перестать улыбаться.

Ночь. Закончились уютные разговоры в вагоне без стука колёс. Закончился чай, вскипячённый прям в стакане двумя лезвиями “Нева”, погасли плафоны. Тишина у аскетов, шуршание у гедонистов. Две тени бегом пересекают плац, похоже и мне пора.

Я не с ними, я сам. Они, два друга, с первого дня занимаются ночным скалолазанием. Там, в кустах под пансионатом, они и познакомились. Сегодня ночью я выждал минут десять, им как раз хватило очистить фасад перед моим восхождением. Как тать ночной, по кустам и зелёным посадкам, избегая фонарей, бегу вперёд извилистым зигзагом. Без задержки взлетаю на второй этаж, чуть не рву натяную верёвку с трогательными розовыми шортиками.

Тишина, свистят цикады, тихо шевелятся мясистые листья магнолий. Ночь в крымском раю. Я тихонько, кончиками пальцев, тарабаню в стекло. Через минуту возникает умильная заспанная мордашка Светки. Она делает круглые глаза и отодвигает щеколду.

– Тсссс! – шипит она мне, показывая на вторую кровать, где, укутанное простынёй, вздымается тело её массивной соседки. Я впиваюсь в губы Светке, или она мне, или это произошло одновременно. Придерживая за талию, аккуратно опускаю её вниз. Она вцепляется мне в губу зубами, и держит так, и улыбается, и поэтому я очень осторожен. Мне губа ещё пригодится, я не так давно научился ей пользоваться. Скрипят пружины кровати под нашей тяжестью: маленькой девчонки и тощего подростка.

Заворочалась в темноте белая гора, бурчит: