– Т-с-с!

Мы замерли…

Осторожно, на носочках, он вошёл между полок, застыл. Коршуном бросился на что-то вниз, на пол, по пути врезался башкой в стол. Удерживая под своим скрюченным телом воображаемую добычу, он заголосил:

– Вадя-а-а! Я его поймал!

Ваня свесился с полки, спросил ласково:

– Владик, покажи нам, что там у тебя? Кого ты поймал?

Владик повернул к нему голову и сказал обиженно:

– Я тебя, Настён, ещё не простил!

И опять уткнулся лбом в грязный пол.

Мы скрутили обоих, стянули им руки ремнями. Что с ними делать никто не знал. Решили: пусть сидят, к утру может отойдут. И только погасили свет, на площадку перед нашими вагонами вкатила скорая.

Миша, один из наших служивых обречённо покачал головой:

– Картина Репина «Приплыли»… Стуканули. Нарколожка прикатила.

– И что теперь? – Спросил кто-то.

– На учёт поставят и исключение. И на всю жизнь испорченная справка из ПНД4.

Миша быстро оценил обстановку.

– Вань, – выбрал он самого здорового, – откати дверь в конце.

В вагоне мы занимали две трети его длины, оставшаяся треть была совсем разгромленной, без окон, со следами пожара. Проход к ней был перегорожен снятой купейной дверью. Ваня открыл проход мы впихнули туда связанных товарищей, уложили на пол. Их, кажется, начало отпускать. Пацаны лежали на полу и молча таращили на нас глаза.

– Закрывай! – Скомандовал Миша. Дверь темницы захлопнулась. Буквально через минуту в вагон вбежал Ситыч:

– Всем на построение! – закричал он.

Мы потопали на выход.

Я вспоминаю нашего мастака, и думаю, сейчас бы ему здорово прилетало за внешнее сходство с Джо Байденом. Вылитый американский президент, только вместо пересаженной неясно откуда шевелюры – редкие кудряшки на розовом черепе.

Мы построились, по бокам от нас встали шеренги из соседних вагонов. Мастера устроили перекличку. Из первого санитары вывели двух пацанов. Оба ловили на себе каких-то насекомых.

– Прикинь, – толкнул меня кто-то из наших, – наши хоть кроликов ловили, а эти блох.

Ситыч повернулся на шёпот. Миша, не дожидаясь, рявкнул:

– Р-разговорчики в стр-рою!

Наступила тишина. Первая группа пересчиталась, двоих бедолаг упаковали в РАФик5.

Ситыч развернулся к нам со списком. Лампа, висящая на растяжках над нашей площадкой, давала слишком мало света. Он стянул очки с носа и, держа их перед списком, начал зачитывать фамилии.

– А… Аби… Абигайлов?

– Я!

– Бак… ла… нов?

– Я!

– Бе-е… не… диктов?

– Я!

Когда дошла очередь до фамилий наших ночных охотников, кто-то из второго ряда тоже крикнул:

– Я!

– У меня все на месте. – Развёл руками Ситыч.

Один из медиков посмотрел на нас с сомнением, залез в вагон, но вглубь заходить не стал. Провели перекличку и в третьем вагоне, новых нарушителей не обнаружили. РАФик с горемыками укатил на хутор Пятницкого6

– Орлы! – потряс кулачком Ситыч нашей шеренге. – Мои бойцы за здоровый образ жизни!

– Радстратьсятащмастер! – Лихо проорал Миша в ответ и счастливый Ситыч пошёл досматривать сон.

Утром Вадик с Владиком бегали по вагону со слезами на глазах:

– Пацаны, вы настоящие… Настоящие…

Выговорить, кто мы “настоящие…” от избытка чувств у них так и не вышло. Миша поймал обоих, обнял за шеи по-отечески, так, что на дурных лбах вены повздувались.

– Ну, что, – сказал он, – теперь вы у нас “Кролики”. И вам круто повезло. Если б вас штырило так же, как соседей, стали бы “Блохами”.

С тех пор никто кроме как “кроликами” их не называл.

А потом я решил стать виноградарем-ударником, потому что, только перевыполнив план, можно было уехать на выходные домой, а Светка Дейчева, оказалась не против со мной погулять по Севастополю.