А теперь Дэвон сидел передо мной, весь из себя высокий, роскошный и сексуально привлекательный. Я глянула на него краем глаза: руки в карманах, квадратная челюсть остра, словно лезвие.

– Называть меня неблагонадежной – клевета, мистер Крутой Адвокат. – Я поджала губы, входя в образ стервозной сирены. Была не в настроении играть роль остроумной эксцентричной Белль, но только такую версию меня и знали окружающие.

– Вообще-то, это оговор. Клевета – это ложное обвинение, изложенное в письменном виде. Могу прислать то же самое в текстовом сообщении, если так хочешь. – Он повернулся к бармену и бросил на стойку карточку «Американ Экспресс». – Один «Стингер»[6] для меня и «Том Коллинз»[7] для леди.

– Д-да, конечно, Его Высочество. – Бармен покраснел. – То есть сэр. То есть… как мне к вам обращаться?

Дэвон выгнул бровь.

– Я бы предпочел, чтобы ты вообще этого не делал. Твоя задача подавать мне выпивку, а не выслушивать историю моей жизни.

На этом бармен ушел за нашими напитками.

– Нигде поблизости не вижу леди, – пробормотала я, поднеся к губам бокал шардоне.

– Есть одна прямо за тобой, и она прекрасно соответствует этому описанию, – невозмутимо ответил он с каменным выражением лица.

Одно из достоинств Дэвона Уайтхолла (коих, к сожалению, было много) заключалось в том, что он никогда не относился к себе всерьез. После того как я с позором выгнала его из своей постели, он перестал мне звонить. Но в следующую нашу встречу на рождественской вечеринке тепло обнял, спросил, как у меня дела, и даже проявил интерес к тому, чтобы инвестировать в мой клуб.

Дэвон вел себя так, будто ничего не произошло. Для него все так и было. Я не понимала, почему он так и не женился, но подозревала, что виной тому тот же страх перед отношениями, которому была подвержена и я. На протяжении нескольких лет я наблюдала, как он красуется то с одной женщиной, то с другой. Все как одна длинноногие, стильные и с ученой степенью в сферах, название которых я даже выговорить могла с трудом.

А еще у всех из них был срок годности, как у авокадо.

Дэвон больше не пытался со мной сойтись, но по-прежнему относился с теплотой, как к детскому одеялу, в которое с удовольствием кутаешься, но больше ни за что не допустишь, чтобы тебя с ним застукали. Из-за него в последнее время я постоянно чувствовала себя нежеланной.

– Ты что так завелась? – спросил он, проводя рукой по густым прядям цвета пшеницы и золота.

Я быстро вытерла глаза.

– Уходи, Уайтхолл.

– Дорогая моя, шансы выгнать англичанина из бара в пятничный вечер практически равны нулю. Есть просьбы, которые я в самом деле могу исполнить? – От исходившей от него непринужденной доброжелательности мне становилось дурно. Настолько совершенных людей вообще быть не должно.

– Гори в аду? – Я прижалась лбом к прохладной стойке.

Я говорила не всерьез. От Дэвона я получала только приятные беседы, комплименты и оргазмы. Но я была правда расстроена.

Дэвон сел на соседний табурет, взмахнув запястьем, чтобы глянуть на часы. Я знала, что он мне не ответит. Порой он обращался со мной, как с восьмилетним ребенком.

Нам подали напитки. Он пододвинул ко мне коктейль «Том Коллинз» и молча передал мой бокал шардоне обратно бармену.

– Вот, держи. Тебе станет лучше. А потом гораздо хуже. Но поскольку меня не будет рядом, чтобы разбираться с последствиями… – Он беззаботно пожал плечами.

Я отпила и покачала головой.

– Из меня сейчас плохая компания. Лучше заведи разговор с барменом или с кем-то из туристов.

– Дорогая, ты едва воспитана, и все равно твое общество лучше любого другого в округе. – Дэвон быстро, но сердечно сжал мою руку.