— Чем не вариант? — он усмехается и останавливается у противоположного края кровати.

Он испытующе смотрит на меня и, кажется, совсем позабыл, что уговор был другой. Он должен был пойти на диван, а не крениться в сторону кровати. Да, она кинг сайз, и в ней можно лечь вчетвером, но мне хочется пользоваться ее простором в одиночку.

— Расскажи мне что-нибудь, а я потом свалю.

Он по одному моему взгляду понимает мои мысли. Он все же опускается на матрас, сминая соседнюю подушку локтем. Максим не ложится, а присаживается рядом, но итог один: он потихоньку отвоевывает мою территорию.

Я запрокидываю голову и гляжу на это нахальное совершенство.

В нем удивительным образом уживаются крайности.

Он дерзкий и самоуверенный — и в то же время неустроенный. Его странная судьба отпечаталась на его характере. Я буквально вижу в нем детдомовского паренька, который рос с мыслью, что никому не нужен, а потом на него свалилось безумное богатство. И семья в лице старшего брата. Поэтому дизайнерская одежда идеально на нем сидит, он умеет выглядеть так, будто носит ее с детства, а в глазах тоска. Или даже голод. Голод по человеческому теплу, по чему-то искреннему и честному, что не купить ни за какие деньги.

— Ты лучше расскажи, — произношу, поворачиваясь к нему.

Максим уже успел сползти по мягкой спинке кровати и занять положение, которое идеально подходит для сна. Его халат распахнулся, оголив накачанную грудь, на которой виднеется темная дорожка волос.

И шрамы.

Во мне вдруг полыхает смелость, и я приподнимаюсь. Я протягиваю ладонь к его груди и упрямлюсь даже в тот момент, когда Максим ловит мои пальцы. Он не ожидал от меня этого — складка на лбу стала глубже и графичнее. Но я не отступаю, веду ладонь дальше и чувствую, как Макс не решается сделать мне больно. Не решается даже намекнуть на боль. Он ослабляет хватку в тот момент, когда понимает, что удержать меня можно будет только силой.

— Откуда этот? — спрашиваю и касаюсь продолговатой отметины, которая находится в ложбинке между кубиками пресса.

Макс замирает.

Я сама чувствую себя опьяненной. Я сама касаюсь его, скольжу подушечками пальцев по жаркой коже. Чувствую, как бугрятся мускулы, как много силы затаено в его тренированном теле и как остро он реагирует на меня.

— От розочки.

— Розочки?

— Если отбить от бутылки горловину, получится розочка.

— Боже.

— Я сам виноват, — продолжает Макс. — Это еще с первым клиентом, я только начинал охранником. Проморгал момент, пришлось закрывать своим телом.

Я судорожно вбираю воздух. Стараюсь не представлять его слова картинками и провожу пальцами прямо по шраму. Глажу его, словно его можно стереть, если добавить побольше нежности. Странно, но мне самой становится легче оттого, что я даю хоть немного ласки ему.

Макс накрывает мои пальцы широкой ладонью и крепко сжимает.

— У тебя пальцы подрагивают, — говорит он. — Ты слишком впечатлительная.

— А этот? — Я упрямо иду дальше и нахожу кружочек, который расположен рядом с ключицей. — Только не говори, что это огнестрельное…

Он молчит.

Я заглядываю ему в глаза, чтобы он прекратил отмалчиваться, а потом понимаю причину повисшей паузы.

Боже.

В него не просто стреляли, а попадали.

— Ну все, хватит, — хрипло произносит Максим.

Он рывком поднимается и опрокидывает меня на спину. Сам надавливает сверху, но не всем весом, а лишь дает почувствовать свою тяжесть.

— Ты почти плачешь, — произносит он на сердитом выдохе. — Отлично. Не надо, Арин, я терпеть не могу, когда меня жалеют…

— Это не жалость.

— А что тогда?