– Женя, вам придется встать в очередь, – сказала Вероника, – этот придурок достал не только вас.

– Таку сан хоэру жин ха сукоши ка мима су… Кто муного рает, тот маро кусает, – произнесла Мияко. – Не порчиче себе карму.

– Да он уже задолбал, – буркнул Вейдер, остывая, – наезды, угрозы… Каждый, у кого глотка луженая или кулаки здоровые, считает себя вправе всех "строить" под свои интересы и уверен, что никто не посмеет ему возразить!

– Вы сами далеко не хлюпик, – Ника посмотрела на крепкий торс и широкие плечи рослого блогера. – Вон как лихо его окунули.

– Пусть только еще раз сунется, – пообещал Евгений. – Я его тогда живо успокою!

Позже в душевой кабине Вероника вспоминала вспышку гнева Евгения и пыталась понять, почему всегда такой ровный и сдержанный Женя вдруг сорвался.

Вейдеру угрожали слишком часто. Не все были согласны с его посылами – кампания против электросамокатов на тротуарах, протесты против контактных фонтанов где бы то ни было кроме бэби-зоны, борьба с хулиганством, вандализмом, беспардонностью. Те, кто толковал понятие "свободная личность", как "человек, которому на всех наср…, кроме своих желаний", злились на блогера, который, как им казалось, посягал на их свободу. И наряду с миллионной аудиторией и растущим числом подписчиков были у Вейдера и ненавистники, присылающие оскорбления и угрозы – "Повстречаемся на узкой улице, котелок!", "Прилетит тебе еще, бешеная кастрюля!", "Ходи да оглядывайся, сковородка!". Только при Веронике Вейдера дважды пытались убить. Возможно и его терпению есть предел и злопыхания соседа стали той самой последней каплей…

Ника и сама терпеть не могла, когда кто-то с позиции превосходящей силы пытался установить свои порядки и гордился тем, что кого-то "поучил жизни", кого-то оттеснил в очереди, обхамил, написал жалобу, и никто не посмел сказать слово против: "Все по-моему будет, за кем сила – тот и прав!".

Кто-то дернул дверь кабинки. Засопел, затоптался на ступеньках. "Терпеть не могу таких – когда снаружи видно, что дверь закрыта, начинают ее дергать – типа, выходи… Пять минут, как зашла! Что за нетерпеж?!"

Ника продолжала мыться. Ручка двери снова задергалась, завертелась. Раздался громкий кашель.

"Да хоть в штаны наложи от натуги! Когда вымоюсь, тогда и выйду… В других душевых никого нет, ну и шел бы туда, так нет – приспичило именно в эту кабину ломиться!".

Она уже вытиралась полотенцем, когда дверцу задергали и затрясли так, словно хотели сорвать с петель. Вероника была не из пугливых; за годы работы в отделе расследований случались истории еще похлеще, и сейчас она не испугалась, а только разозлилась. Чтобы не предстать в чем мать родила, если этот идиот все-таки сломает дверь, Орлова быстро натянула летнюю пижаму и халат и прислушалась. За дверью наступила тишина. Полная. Нет, почти. Скрипнуло крыльцо под чьими-то ногами. Кто-то сдержанно задышал, пару раз издав звук вроде "оооох".

"Придурок какой-то, сексуально озабоченный, – раздраженно подумала Вероника, – трется около душевых и туалетов, когда там женщины… И что теперь? Мне всю ночь сидеть в кабинке, ожидая, пока он свалит? Да черта с два. Сейчас открою дверь и, если врежу кому-то по лбу, сам виноват! Нечего было выеживаться на крыльце! А может и с крыльца сброшу!"

– Мужчина, – раздался голос служащего кемпинга, который днем показывал Нике место для ее палатки, – что вы там стоите? Вот рядом душ свободен.

В ответ невнятный голос ругнулся. Заскрипели доски крыльца.

– И материться тут необязательно, – добавил служащий, – воздух чистый загрязнять.