, но потеряет Лорана, и ей предложили выбирать между бистро и любовником, что она бы выбрала? Еще неделю назад она, пожалуй, сказала бы, что Лорана – и пусть валится в тартарары Le Volontaire. Однако сейчас, сидя рядом с Романом и украдкой вдыхая запах его волос, его молодой кожи, ловя расширенными ноздрями легонькое дуновение его парфюма и пытаясь угадать название – что-то знакомое, кажется, «Барбери брют», надо же, и Лоран любил этот запах, этот магазин, этот парфюм, какое совпадение, – словом, сейчас она вряд ли дала бы столь категоричный ответ.

Le Volontaire запросто можно отнести к категории вечных ценностей. А мужчины – это что-то преходящее. Кто-то бросал ее, кого-то бросала она, страдание сменяется счастьем, счастье – страданием… В этой смене и есть смысл жизни – от однообразного счастья небось с ума сойдешь со скуки! Мужчины приходят и уходят, а Le Volontaire остается навсегда, как бриллианты в том фильме о Джеймсе Бонде. Хотя, положа руку на сердце: появись сейчас рядом с Фанни кто-то красивый и страстный, с такими же немыслимыми глазами, как у этого русского мальчишки, с такой же горестной складочкой у губ, и кольцами темно-русых кудрей, и тонко вырезанными губами, и бесподобным ароматом… Нет, никакой новомодный парфюм не может соперничать с ароматом молодости, ведь это самый лучший, самый душистый цветок на свете, и как жаль, что Фанни не вдохнуть его аромат, не сорвать его, не стиснуть в ладонях тугой стебель, не зарыться лицом в его горячие, живые лепестки!..

«Прекрати! Немедленно прекрати себя заводить, ты еле дышишь. Что вдруг за приступ педофилии?»

Фанни отвела, нет, отдернула взгляд от Романа и в смятении уставилась в окно. Мимо проплыло изображение золотого идола с непомерно большими глазами – реклама новой выставки в Лувре, рядом информация об обвальных скидках в каком-то магазине и еще анонс нового мужского парфюма Azzaro, но этот зеленоглазый потаскун, который с рекламного щита строит глазки всем женщинам, и в подметки не годится Ро…

«Угомонись, кому сказано!»

Секунду, это какая станция? Уже «Сюлли-Морлан»? Как быстро! До «Пирамид», где ей сходить, рукой подать. Она выйдет, а Роман поедет дальше, в дом, где он ютится в комнатке для прислуги, и Фанни не увидит его, быть может, никогда в жизни!..

– Извините, Роман, я вас перебила. Вы говорили, что ходите на рю де Валанс, в русскую библиотеку…

– Да. – Он кивнул рассеянно: за время долгого молчания Фанни успел погрузиться в какие-то свои мысли – о чем или о ком? – Хорошая библиотека. Я предпочитаю читать по-русски. Мой французский…

– У тебя отличный французский, – с жаром воскликнула Фанни. Ладно, она уже столько раз врала в жизни, что еще одна маленькая ложь ей, конечно, простится. А не простится – и наплевать, ведь это ложь во спасение. Чье спасение? Да свое, свое собственное. Свое спасение от надвигающейся разлуки с Романом.

– Вот спасибо, – сверкнул он глазищами, – а то меня мать запилила. Она в России преподавала французский, сейчас вообще говорит очень хорошо, почти без акцента. Мне до нее далеко.

Фанни чуть не ляпнула, что знает кое-какие слова по-русски: «я тебя люблю», «я тебя хочу», «трахни меня», «давай еще». Выучилась от Лорана. Сейчас повернуться к Роману и сказать ему сдавленным от желания голосом:

– Трахни меня!

Сказать по-русски!

Что будет?

Скорее всего, он достанет мобильник и вызовет «Скорую помощь». А если…

А если спросит:

– Что, прямо здесь? В метро?

А если он согласится?

Вагон пустой, только впереди дремлют два каких-то почтенных старикана. Они здесь с Романом практически наедине!