Так вот почему он оказался в этом районе, на этой станции метро! Хотя нет, глупости. Сейчас почти одиннадцать вечера, никакая библиотека, пусть даже и русская, не может работать в такое время. Может, задержался у какой-нибудь хорошенькой библиотекарши? Тоже глупости: Фанни как-то имела случай наблюдать двух, безусловно, привлекательных, но весьма почтенных и избыточно серьезных дам, работающих в русской библиотеке на рю де Валанс.

Как бы повернуть разговор, чтобы Роман проговорился, что он делал здесь, на станции «Центр Добентон»?

– Я отлично знаю этот дом одиннадцать, – перебила Фанни, – там живет моя тетушка. Только библиотека на первом этаже, а тетушкина квартира на третьем.

– Так вон вы откуда едете, – кивнул Роман. – Несли, так сказать, бремя родственного долга. А я не люблю стариков, с ними ужасно тяжело. Они нас считают идиотами и молокососами, а свой маразм выдают за высшую мудрость. У нас в подъезде живет одна така-ая гранд-дама, говорят, обедневшая графиня. Понятно, на нас она смотрит будто на каких-то насекомых.

– Мое бремя не столь уж тяжкое, – засмеялась Фанни. – С теткой мне повезло! Ей, правда, недавно исполнилось восемьдесят пять, однако до маразма ей далеко, как отсюда до Луны. Она просто чудо!

И тут же Фанни прикусила язычок. Нет, она не пожалела, что отдала должное тетушке Изабо, однако зачем было называть Роману ее возраст? Ведь он легко может сделать простейший логический вывод: если тетке восемьдесят пять, племяннице никак не может быть меньше сорока пяти. А то и больше!

«И что с того? – хмуро спросила саму себя Фанни. – Не все ли равно, сколько лет он тебе даст? Явно не восемнадцать и даже не тридцать. Пожилая тетка – вот кто ты для него, именно поэтому он так откровенен. Вообще опомнись, смотри и ты на него как на сына, ладно, пусть не сына, просто как на мальчишку. Да, красавец, да-да, секс-эпил какой-то невероятный, просто озноб берет, когда встречаешься с ним взглядом, хорошо, глазищи у него обалденные, ну и что с того?»

Воззвав к собственному рассудку, Фанни решила все же не продолжать разговор о тетушке Изабо и не сказала Роману, что преданно заботится о старушке не только потому, что у той имеется солидный счет в банке, дом в прелестном местечке неподалеку от Тура (впрочем, Изабо терпеть не могла сельской глуши, а потому безвылазно сидела в Париже) и шестикомнатная квартира в очень приличном пятом аррондисмане. И не потому, что Фанни – ее единственная наследница.

Штука в том, что рядом с тетушкой она чувствовала себя девочкой, ладно, пусть девушкой, о которой кто-то думает, которой кто-то просто интересуется, а не тем, кем была в действительности, – дамой далеко не первой молодости, не нажившей за жизнь ни семьи, ни детей, ни особых богатств, и даже последнюю свою радость, Le Volontaire, вырвавшей ценой потери двоих любимых мужчин. Одним был Поль-Валери, да, тот самый, старый и толстый, но ведь он не всегда был таким. Некогда он был умопомрачительным красавцем и в ту пору стал первым любовником Фанни, первым ее мужчиной, потом вообще мужчиной ее жизни, лучшим другом, какого могла бы пожелать женщина, сначала подарившим ей половину Le Volontaire, потом завещавшим вторую… Да, а другим утраченным навеки был Лоран, который выкупил (ах, он был сказочно богат, этот русский парвеню) для Фанни Le Volontaire у наследников, которые оспорили волю Поля-Валери и почти выиграли процесс. Если бы не Лоран, у Фанни не было бы Le Volontaire.

Вопрос такой: если бы она заранее знала, что получит