Приехали. Воду не пьем, не гуляем, а с утра до ночи смотрим по телевизору бурные дебаты народных депутатов. 88-й год. Перестройка. Депутаты один за другим в прямом эфире говорят то, за что раньше давали от пяти до пятнадцати. Мы вполне с ними солидарны. Грядут перемены. Впереди нас ждет нормальная, человеческая жизнь. Настроение хорошее.

Но тут звонит Саша Хайт и сообщает, что Питер Рихард сниматься у нас не сможет.

– Константин (наш французский продюсер) предлагает снимать французского актера. Он прислал кассету. Если «да», то снимаем, если «нет» – сворачиваемся, дальше он тянуть не может.

По контракту в главной роли мы должны были снимать зарубежного актера.

На следующий день мы встретили самолет в Минводах и получили кассету с французским фильмом. Возникла проблема. В санатории видео не было. У врачей и персонала тоже. Это сейчас видео есть в каждом доме, а тогда, в середине восьмидесятых, с трудом нашли один видеомагнитофон.

В тот день, вечером, перед показом фильма «Кин-дза-дза!» у меня была встреча со зрителем в местном Доме культуры. После того как я рассказал все, что обычно рассказывают, и ответил на все вопросы, я обратился к залу:

– Товарищи, есть у кого-нибудь из вас видеомагнитофон? Мне надо срочно посмотреть кассету, для работы.

Молчание.

– А может быть, вы знаете кого-нибудь, у кого есть?

– У грека Манолиса есть, – сказал немолодой тучный мужчина в тесном железнодорожном кителе.

– А вы не подскажете, где он живет?

– Тут, недалеко. За водокачкой.

– Может, вы меня проводите?

– Товарищ Данелия, он, между прочим, ваше кино пришел посмотреть, – сказала женщина, сидевшая рядом, видимо, его жена.

– Это кино он еще увидит. А тут французский фильм, новый.

– Только без меня он никуда не пойдет! – сказала женщина.

Пока мы шли к выходу, меня спрашивали:

– Товарищ Данелия, а Бельмондо в этом кино играет?

– Не знаю.

– А клубничка там есть?

– Не думаю.

Когда мы подошли к двери, к нам присоединился мальчишка лет четырнадцати:

– Тетя Роза, я с вами, – сказал он жене железнодорожника.

– Ладно, будешь переводить.

Когда шли по вестибюлю, к нам присоединились еще трое. А когда вышли из кинотеатра и пошли по тротуару, за нами увязалось уже человек девять мужчин и женщин разных национальностей.

– Товарищи, – жена железнодорожника тетя Роза остановилась, – простите, а вы куда?

– С вами, кино смотреть, – сказал мужчина в украинской рубашке.

– Товарищ, мы не в клуб идем. Куда грек посадит такую ораву?!

– Когда людей много, он кино во дворе показывает, – сказал мальчишка. – Манолис мужик широкий.

Рядом с водокачкой за аккуратным забором стоял добротный двухэтажный дом из красного кирпича. Остановились у калитки. Тетя Роза крикнула:

– Манолис! Манолис!

Манолис, полный, лысый мужчина лет пятидесяти, вышел на балкон:

– Что случилось, Роза?

Она объяснила, кто я и что мне надо. Грек крикнул, что он извиняется, но в доме все не поместятся и придется смотреть кино во дворе.

Сыновья, дочери, племянники, сам Манолис быстро и слаженно вынесли из дома телевизор, видеомагнитофон, поставили на табуретки, подключили. Принесли из дома стулья, недостающие взяли у соседей. Соседи тоже присоединились к просмотру.

Когда все разместились, старший сын Манолиса спросил:

– Папа, можно начинать?

– Подожди, – сказала толстая женщина в черном басом, – товарищ Данелия, а детям это кино можно смотреть?

– Нельзя, – сказала тетя Роза.

– Почему?

– Потому что там будет такое, чего детям лучше не смотреть.

– Откуда вы знаете? Вы же сама еще ничего не видели, – сказала девочка лет восьми с белым бантиком.