Люди должны видеть свой храм. Должны помнить о Традиции, под сенью которой живут.

Должны помнить о Католическом Вуду.

Чтобы попасть в главный храм, в пульсирующее сердце Традиции, раскинувшей крылья почти над всей Америкой и Африкой, требовалось пересечь гигантских размеров площадь, на которой, бывало, собиралось до миллиона человек. Затем надо было подняться по лестнице из тринадцати пролетов и пройти в двери. Но не в центральные двери – стрельчатые произведения искусства пятидесятиметровой высоты, на которых темнели бронзой все святые духи Лоа. Не в них. Парадный вход открывался исключительно по праздникам, а в обычные дни посетители попадали в главный храм Католического Вуду через небольшие боковые двери. И оказывались в грандиозном помещении, сводчатые потолки которого смыкались на двухсотметровой высоте.

Все без исключения люди, впервые попавшие в храм Иисуса Лоа, переживали потрясение. Легкий аромат благовоний, приглушенные удары барабанов, что всегда звучали в храме, а главное – ощущение нереальности происходящего, невозможности самого существования подобной постройки били наверняка: неофиты и сомневающиеся выходили из храма убежденными приверженцами Католического Вуду. Верующие же частенько впадали в экстаз, вызывая радостный переполох у окружающих.

Храм Иисуса Лоа был велик во всех смыслах. Являлся не только символом, но возведенной в камне проповедью.

При этом высшие иерархи Католического Вуду, хотя это и покажется странным, появлялись в главном помещении храма крайне редко, только по настоятельной необходимости. И площадь, на которую падала гигантская тень Иисуса Лоа, они недолюбливали, предпочитали приезжать в святыню через сеть подземных дорог. Высшим иерархам не нравилось ощущать себя маленькими и слабыми, а это чувство появлялось у каждого, кто шел к храму в тени Иисуса Лоа; им не требовалось читать безмолвную проповедь камня, ибо они знали о силе Традиции гораздо больше, чем могла рассказать величественная постройка.

Высшие иерархи Католического Вуду считали себя не менее значимой частью Традиции, чем главный ее храм, а потому они (и те, чьи честолюбие и сила позволяли надеяться войти в число избранных) проникали в главную святыню просто и буднично, по-деловому.

Каори оставила машину на последнем уровне подземной парковки, на лифте поднялась на тринадцатый этаж, прошла по знакомому коридору и без всякого волнения толкнула дверь в приемную самого Ахо, настоятеля храма Иисуса Лоа. Встреченные по дороге монахи-замбийцы, призванные поддерживать порядок в святыне, лишь расступались и кланялись – Каори здесь прекрасно знали. Секретарь настоятеля, симпатичная девчонка в плотно облегающем пышные формы белом платье, при появлении мамбо торопливо вскочила и даже сделала попытку открыть дверь в кабинет, но не успела – Каори двигалась слишком быстро, не торопливо, но стремительно. Девчонка лишь плотно затворила не до конца закрытую дверь и тихонько выдохнула – она побаивалась приехавшую к Ахо мамбо. Которая, оказавшись в кабинете настоятеля, сменила деловитую стремительность на почтительную неторопливость.

– Долгих лет жизни, отец.

Девушка опустилась на одно колено и склонила голову.

– Долгих лет жизни, Каори.

Облаченный в традиционные белые одежды Ахо встал из-за стола, подошел к замершей у двери девушке и, после того как та поцеловала ему руку, помог подняться.

– Рад тебя видеть.

– Я тоже рада встрече, отец.

– Моя маленькая Каори…

Но ни слова, ни сопровождавший их жест – настоятель притянул девушку к себе и нежно поцеловал в лоб – не были похожи на поведение любовника. Скорее – отца. Ахо был наставником Каори в сосьетте, именно он, разглядев в семилетней девчонке гигантский потенциал, превратил ее в первоклассную мамбо, а потом, заняв высший пост в Католическом Вуду, потянул Каори за собой.