Она понимала, что сейчас умрет. Совсем как несчастная малютка из тетушкиной песни.

Туман боли заволакивал глаза. Лилиан уже не видела выходящих из высокой травы кошек. Кое-кого она узнала бы – старые знакомцы, что приходили по утрам за молоком. Тех, кто жил очень-очень далеко в лесу, Лилиан никогда не встречала, но и они ведали, что эта тощая полудикая девочка добра к их сородичам.

Их главарем был огромный, почти как рысь, кот с коричневатой, словно у лисы, шерстью. Лилиан назвала его Большой Рыжик. Он бросился на змею и мгновенно откусил ей голову – хрясь! – и готово. Черная Нэсси отшвырнула голову прочь ловким движением лапы. Парочка котят кровожадно вцепилась в извивающееся тело. Урча, они рвали и кусали его, но поверженный противник и так уже бился в предсмертных судорогах. Теперь змея была совершенно безвредна.

Остальные кошки расселись кружком под старым буком. Только им было уже не до кошачьих грез. В середине круга лежала умирающая девочка.

Лилиан не сознавала всего этого. Она падала в светящийся туннель – такое странное чувство, никогда ей не приходилось испытывать ничего подобного. Бывает же!

Ей не было страшно, да и больно тоже не было. Вот если бы только умолкли голоса, а они все звучат и звучат. Не пускают ее в светящийся туннель.

– Мы должны спасти ее.

– Не получится. Слишком поздно.

– Если только…

– Если только превратить ее в кого-то, кто сейчас не умирает.

– Но Прародитель запретил нам…

– Тогда пусть гнев Прародителя падет на меня.

– На всех нас.

– Мы сделаем ее одной из нашего рода – он не рассердится.

– Рассердился же, когда мы приделали мышам крылья.

– Здесь совсем другое.

– Ведь сейчас мы спасаем друга.

Они разом посмотрели на Лилиан. Кошачья магия пробудилась и ожила под сенью старого бука. Сначала кошки ритмично раскачивались туда-обратно, затем одновременно подали голоса, и словно в каморке заиграл ансамбль из расстроенных скрипок, но расстроенных не настолько, чтобы резать слух. Было в их стройной мелодии что-то ершистое. Кошки пели, и над ними поднималось золотое сияние, самый воздух вокруг светился золотом. Сияние повисело над кошачьим хором, а потом двинулось по кругу от одного певца к другому.

Обойдя кошек трижды, сияние остановилось в центре круга, прямо над умирающей девочкой. Кошки подняли головы: над ними, среди ветвей старого бука, парила душа Лилиан. Скрипучая песня неслась все выше, а вместе с ней и сияние устремилось за душой. Золотой петлей свет опутал душу и притянул ее назад, к телу.

Кошки умолкли. Они смотрели на девочку. Лилиан вдохнула и выдохнула, а ее спасители обменялись довольными взглядами. Но тут, внезапно вспомнив о Прародителе, они встревожились и поспешно удалились в лес.

Лилиан открыла глаза и лениво потянулась. Такой странный сон ей привиделся. Она подняла лапу, облизала ее и уже начала было умывать мордочку… как вдруг внезапно поняла, что делает. Она вытянула конечность перед собой. Это определенно была лапа – с шерстью и без всякого намека на большой палец. Куда подевалась ее рука?

Лилиан попыталась осмотреть себя. Она видела тело трехцветной кошки – такое же тощее и долговязое, как ее собственное, но на этом сходство заканчивалось.

– И кто я теперь? – спросила она.

– Ты котенок, – ответил голос откуда-то сверху.

Лилиан задрала голову: с ветвей бука на нее смотрела белка. Похоже, она посмеивалась.

– Я не котенок. Я девочка, – возразила Лилиан.

– Ага, а я старый пес, – хмыкнула белка и заголосила, подражая унылому собачьему вою.