— Что ж, — вздохнул граф. — Будем считать всё это совпадением, — хотя по тону было ясно, что в совпадения он не верит. — Как бы там ни было, причин удерживать тебя против воли я не вижу. Довезу до Альготы или высажу в Лейре — как пожелаешь, и можешь быть свободна. Но если хочешь моей помощи, без разговора в снежном шаре не обойтись. Решай, готова ли ты мне довериться. А пока, прошу, не делай глупостей. Бегать за тобой по лесу я больше не буду.
Как будто он бегал! Закатал меня в снежный ком, как неживую, и проволок кувырком по сугробам. Спасибо, головой о какой-нибудь пенёк не приложил.
Но бежать в белый свет — а ведь и правда белый, в самом прямом смысле — было глупо. Здесь тепло, здесь кормят, и едет граф туда, куда мне надо. Вряд ли он отпустит снежную кошку богини так легко. Но пусть доставит в Альготу, а там видно будет.
Дальше катили молча. Граф читал книгу или невидящим взглядом смотрел в окно, хмурясь всё сильнее, так что кожа над переносицей морщилась.
Не знаю, о чём он думал. А мне не давали покоя его расспросы.
С особой настойчивостью Даниш-Фрост допытывался, не сотворила ли я чего-нибудь преступного, даже спросил, нет ли за мной убийства.
Я мотала головой так, что едва не свалилась с дивана.
Он же это не всерьёз?!
О своём наставнике граф говорил по-доброму. Значит, не считал злодеями всех оборотней без разбора. Так в чём дело? Он думает, меня отсекли от Небыли за какое-нибудь страшное прегрешение? И оставили в кошачьем теле?
Лесок кончился, за окном потянулись сахарно-белые поля, песнь снегов стала веселее и звонче.
Навстречу попались крестьянские сани. Молодой бородатый возница принял в сторону, пропуская барскую карету, его каурая лошадка провалилась по колено. Граф взглянул — и снег из-под её копыт отхлынул, будто волна при отливе.
Не знаю, как отнёсся к этому чуду бородач — мы проехали мимо слишком быстро. Я успела заметить в санях женщину с ребёнком. Кажется, малыш спал.
Вспомнилось: «Придёт оборотень-кот, твою душу заберёт…»
Так вот что это значит!
Похититель вселяется в чьё-то тело, не позволяя душе хозяина вернуться в него из мира снов, и для всех человек с виду остаётся прежним, но изнутри меняется — словно у него украли душу. Лишь посвящённые знают, что похитителю нужна вовсе не душа.
Граф решил, что лишившись человеческого тела, я подыскиваю себе новое — и способна его занять, вытолкнув хозяина вон!
А может, всё проще. Ему откуда-то известно, что секач Дакха ищет кошку-убийцу?..
Я посмотрела в окно и увидела, что мы выехали на тракт.
Позади осталось одно село, другое. Над крышами, заваленными снегом, поднимались дымы, по улицам сновал народ. Жители выходили к обочине, предлагая проезжающим пироги, караваи, наливку, шали, тулупы, махровые ковры и валяные сапоги. Как же хотелось выпрыгнуть из кареты и побежать туда, где люди, жильё, где можно укрыться от секачей, графов и богов!
Мальчишки строили на выгоне снежный городок. Граф улыбнулся — и низкие комковатые стены взлетели на высоту человеческого роста, над ними поднялась башня со снежными зубцами. Мальчишки разразились радостными воплями.
На выезде из села стояла кривобокая хибара. Худая старушонка и девочка лет десяти, налегая на деревянный скребок, пытались разгрести снег у ворот. Граф шевельнул пальцем — и от хибары до тракта скатертью раскатилась ровная широкая дорога.
На меня он не смотрел, но ясно было, что он пытается произвести впечатление. Показать, что он добрый, заботливый и достоин доверия.
Может, и правда достоин. Но что-то мешало мне принять эту мысль. Один вопрос: если он сохранил дар повелевать снегами и так печётся о простых людях, почему не исполнит свой долг — не накинет узду на эту лютую зиму?