На память пришёл дед Полкан. Он был моложе бабушки, пережил её на шесть лет и с охотой учил меня всему, что знал и умел. Больше у него никого не было, и только со мной он мог поговорить по душам. «Мы с тобой, Карин, как кошка с собакой, сиречь псом», — шутил он.

Вечерами, пропустив кружку пива, дед Полкан любил пускаться в рассуждения:

«Магия, Карин, бывает разная. Это владыки стихий решили, что их магия настоящая, а всё остальное не в счёт или вовсе — зло. Только их-то сила заёмная, взятая у богов. А боги, как дали, так могут и забрать. Мы же, оборотни, сами богам под стать, ходим в высшие миры. Ха-ха! Я тут подумал. Может, и боги так умеют, только наоборот — приходят из своего мира и гуляют среди нас, котами или собаками», — он захохотал, довольный своей выдумкой.

«А может, и людьми?» — предположила я тогда.

«Может, и людьми...»

— Что-то я устал, — пробормотал граф.

Он дёрнул витой серебряный шнурок, и в перезвон конских бубенцов — там, снаружи — вплелось басовитое дон-дон-н-н.

Карета встала. Слышно было, как скрипит снег, ржут кони, грузно брякает крышка каретного ящика.

— Не бойся, — сказал граф. — Это Сельфан, мой кучер. Сейчас даст лошадям корм, укроет и придёт к нам греться.

Немного погодя в карету и впрямь без церемоний влез безбородый, румяный от мороза парень. За дверью вьюжило, но внутрь ветер не задувал. А кучер, хоть и окутан был морозным духом, не принёс с собой снега. Вот что значит путешествовать с Белым Графом!

Сельфан сбросил на пол свой длинный тулуп, затем тужурку с блестящими пуговицами — под ней поверх вязаной кофты обнаружилась серая лепёшка телогрея. Надо же. Может, и у лошадей в попоны печки вшиты?

— Жива красота! — парень с восторгом уставился на меня.

Хотел погладить, но заметил графскую руку на моих лопатках и ограничился тем, что почесал мне шею. Пальцы у него были грубые, пахли лошадью и овчиной.

Я мурлыкнула для порядка.

— Ты ел? — спросил граф.

— А как же, господин, — весело отозвался кучер. — Делать-то нечего. Сиди, правь помаленьку да жуй, пока не лопнешь.

— Тогда ляг поспи. Скоро всё затихнет. Утром я размету и поедем, а в Лейре под крышей заночуем.

Не думала, что знатные господа пускают прислугу спать в своей карете, но видно, у Сельфана с графом было так заведено.

Пока я удивлялась, Даниш-Фрост поднялся и отворил только что прикрытую дверь.

Неужто на улицу хочет выскочить? В одном сюртуке!

— А барышне до ветру не надо? — спросил Сельфан, стягивая толстенные валяные сапоги.

Граф посмотрел на меня так, будто ему в голову не приходило, что у кошек могут быть те же потребности, что и у него самого. Хотя я бы ещё потерпела. Кошкой мне терпится дольше.

Увы, граф был непреклонен:

— Не хочешь опять на мороз? Понимаю, дружок. Но вонь мне в карете не нужна!

Было страшно: вдруг пурга опять возьмёт меня в плен и уже не отпустит? Однако стоило графу спрыгнуть с подножки, как снежные твари, кружащие у кареты, прянули прочь, унеся с собой белый хаос, и стало заметно, что непогода впрямь присмирела. Ветер потерял силу, снег больше не вихрился, а летел косым занавесом. И вот диво: среди метели и сугробов чёрная, с серебром, карета стояла чистенькая, будто под невидимым навесом. Лошади в четверной упряжке, укрытые от шей до копыт, жевали, опустив морды в торбы.

Граф далеко не пошёл — перед кошкой стыдиться незачем. Тем более перед котом. Я еле успела отвернуться! И нырнула под карету, низко сидящую на полозьях. Лучшего укрытия рядом не было. Но всего через минуту бесстыдник Даниш-Фрост полез меня искать: