Они поговорили, и Болва ушел со двора. Только вечером, уже собираясь спать, Прияна спросила у Святослава:

– Я видела, сегодня Болва тебе какие-то вести принес. Это не о них… не о тех?

– Нет, – тут же ответил Святослав. – Он знакомца старого на торгу встретил. Из тех еще, что у Свенельда с ним вместе когда-то в Искоростене жили.

– А тебе что до него?

– Этот парень, Лис, в Царьграде лет пятнадцать цесарю служил. В Средней этерии. Теперь вот воротился, и с ним ватага варяжская, человек десять. С цесаревым золотом домой собираются. Предлагал мне их нанять.

– И что ты? Наймешь?

– Не знаю еще. Сейчас нанимать – до того лета их без дела держать. Да и нужны ли мне эти варяги греческие – заносчивы они больно.

– Неужели тебе с ними поговорить не любопытно? Они ж там всякого повидали. Может, наших знают, Стенкиля и его братию.

– Ну, да… может…

Святослав скомкал разговор и отвернулся. Зная его прямоту, его непривычку к скрытности, Прияна уловила: муж пытается что-то от нее утаить, от чего-то увести. Пожалуй, те царьградские наемники для него любопытнее, чем он хочет показать. Но может ли здесь быть какая-то связь с поисками Игмора? Вот это вряд ли. Не забежала же Игморова братия в Царьград! Просто не успела бы – туда не попасть раньше следующего лета, когда опять пойдет обоз. Скорее его занимают военные дела самого цесаря, а вот это наемники, пятнадцать лет прослужившие в Царьграде, должны знать очень хорошо. А значит, скоро стоит ждать их здесь.

Правда, если их всего десяток, никаких приготовлений не требуется. Даже если Святослав решит нанять их, и они согласятся, и останутся жить на княжьем дворе – здесь и без них каждый день садится за столы столько народу, что десятком больше разницы не составит.

Назавтра, еще утром, к Прияне явилась Речица. Как обычно, она улыбалась и держала на лице выражение приветливой услужливости. По примеру своей матери-славянки, она одевалась в рубахи тонкого беленого льна и нарядные плахты в красно-синюю полоску; голову покрывала убрусом синего шелка, носила шитое серебром очелье и на нем серебряные подвески в виде колец с нанизанными тремя бусинами, желтыми и красными. Ожерелье из таких же бус лежало на пышной груди, давая всякому встречному из гридей повод восторженно воскликнуть: «Ну надо же, какие снизки!», беззастенчиво таращась, что Речица встречала благосклонной игривой улыбкой. Благодаря снизкам и вкрадчивой повадке она уже сделалась любимицей гридьбы, и Прияна подумывала с беспокойством, как бы из этого не вышло какого вздора. Впрочем, Речица – не девка, сама умеет о себе порадеть.

– Багула просит у тебя, госпожа, ключ от пивного погреба. – Речица поклонилась.

– Зачем ей?

Ключи от запасов пива и греческого вина Прияна хранила у себя – иначе этим дай только повод, а потом на стол поставить нечего. Теперь же она пива подавать не приказывала, день самый обычный.

– Нужно бочонок выдать, князь приказал.

– Что князь приказал? Кому выдать?

– Приказал Болве отвезти куда-то.

– Позови мне Болву.

С чего это Святослав вздумал распоряжаться припасами, да еще отсылать куда-то со двора? И тут тоже Болва как-то подвязался! На такую несуразную просьбу Прияна обратила бы внимание в любое время, а тем более сейчас, когда думала о Болве только вчера. Без Игмора он стал как-то уж слишком часто мелькать перед глазами…

Болва явился быстро, за некоторым смущением пряча тайную досаду.

– Ты что, на торгу с моим пивом стоять задумал? – строго спросила Прияна. – Тудора Телегу разорить хочешь?

– Князь пожаловать хочет… кое-кого.