– Тише, – остановил их Миша, – Борька…

Подбежал Борька; в кулаке он что-то держал.

– Давай ножик!

– Покажи сначала.

Борька чуть разжал и показал краешек смятой черной ленточки.

Миша протянул руку.

– Дай посмотрю. Может, она не настоящая.

Борька сжал кулак.

– Сначала давай ножик. Не беспокойся, настоящая.

Эх, была не была! Миша протянул Борьке ножик. Тот схватил нож и передал Мише ленточку. Миша развернул ее.

На потертой ленточке мальчики увидели следы позолоченных букв: «Императрица Мария».

Теперь беспризорники каждый день приходили на площадку. Они приводили с собой товарищей, играли с пионерами в лапту, в волейбол, слушали Шурины рассказы, но заставить их снять лохмотья было невозможно, хотя стояли жаркие июльские дни.

Воздух был пропитан терпким запахом горячего асфальта. Асфальт варился в больших котлах, дымился на огороженных веревкой тротуарах.

Трамваи, свежевыкрашенные, с рекламными вывесками на крышах, медленно ползли по улицам, отчаянно трезвоня каменщикам, перекладывавшим мостовую. Дворы были завалены паровыми котлами, батареями, трубами, кирпичом, бочками с цементом и известью, Москва восстанавливалась.

– «Циндель» пустили, – объявлял всезнающий Генка, показывая на дальний дымок, поднимавшийся из невидимой за домами фабричной трубы, – а завтра «Трехгорка» пойдет в ход.

– Все ты знаешь, – насмешливо отвечал Миша, – даже из чьей трубы дым идет. А вот это что? – Он показал на монтеров, работавших на столбах.

– Как – что? Электричество починяют. Испортилось, наверное.

– Эх, ты! «Испортилось»… Каширскую электростанцию пустили. Теперь фонари будут всю ночь гореть, и не по одной, а по обеим сторонам улицы. Понял? И Шатурскую станцию начали строить на торфе… А на Волхове электростанцию будет вода вертеть.

– Это я без тебя знаю, – сказал Генка. – Думаешь, ты один газеты читаешь?

У Генки дома действительно лежала кипа газет: номер «Известий» за одно и то же число. Под заголовком «В фонд помощи голодающим Поволжья» был напечатан длинный список организаций – участников сбора. И среди них: «От детей жилтоварищества № 267 – 87 рублей». Ребята очень этим гордились. Генка таскал газету с собой и всем показывал.

…Дни проходили, а мальчики не могли придумать, как им добыть ножны. Теперь установлено: Филин – тот самый Филин. Но как выяснить, видел Миша у филателиста ножны или то был веер?

– Залезть к старику, и все, – говорил Генка. – Бандиты, нечего с ними церемониться.

– Как же ты к нему залезешь?

– Очень просто: через форточку. А еще лучше – Коровину поручить.

– Коровина нечего впутывать. В форточку залезть!.. Что он подумает о пионерах. Ведь он не знает о кортике. Тут надо придумать что-то другое.

И Миша придумал. Только мысль эта пришла к нему несколькими днями позже – во время поездки отряда в двухдневный лагерь на озеро Сенеж.

Миша проснулся рано. За окном в предутреннем тумане виднелись серые стены соседнего корпуса.

Кое-где в окнах горели утренние огни, тусклые и беспокойные.

Миша вскочил с кровати:

– Мама, который час?

– Пять, поспи еще, успеешь.

Мама двигалась по комнате, собирая завтрак.

– Нет, надо вставать. – Миша быстро оделся. – Нужно еще за ребятами зайти. Наверное, спят.

– Поешь сначала, – сказала мама.

– Сейчас. Мама, – отчаянно закричал он, собирая свой вещевой мешок, – где же ложка?

– Там, где ты ее положил.

– Нет ее! – Миша торопливо рылся в мешке. – Ага, вот она.

– Никто не трогал твоего мешка. – Мама зевнула и зябко передернула плечами. – И не копайся там, все перевернешь. Пей чай, я сама одеяло скатаю.