— Ась? — горничная явно растерялась, услышав незнакомое слово.

— Проветри здесь, говорю! Ап-чхи! И чтобы я этих духов больше не видела! Ап-чхи!

— Госпожа, простите! — Маланья тут же подала мне белый кружевной платочек. — Я прямо сейчас уберу их подальше.

А я, все так же поминутно чихая, вышла из комнаты.

Чета Вылузгиных чинно пила чай в гостиной. При моем появлении мужская ее часть встала и направилась ко мне в неуемном желании прикоснуться губами к моей пухлой ручке. Вылузгин-младший при этом смотрел на меня и взглядом пытался выразить моей персоне свое полное восхищение. Получалось у него так себе. Особенно после того, как он приложился своими губами к моей лапке и уставился с этакой поволокой в глазах, призванной очаровать глупенькую меня, а я, вместо того чтобы мило покраснеть, задорно чихнула и высморкалась в платочек.

— Простите, господа, аллергия, — извинилась и снова с силой высморкалась.

Улыбку Вылузгина-младшего перекосило, но он быстро взял себя в руки и предложил свой локоть, чтобы довести до стола и усадить. Я, конечно, не отказалась, но по дороге успела еще несколько раз чихнуть прямо на незадачливого кавалера и извиниться, шумно высмаркиваясь. Нет, ну а что, аллергия же!

Во время чаепития мне в подруги усиленно сватали Вылузгину-младшую, это не учитывая того, что их мать как бы невзначай, но довольно неуклюже указывала на мой брачный возраст и то, что у нее есть такой замечательный Герасим, который, к слову, глаз с милой Евдокии, то есть с меня, не сводил. Тут уже каждый раз перекашивало мою физиономию, и в этот момент я старалась как можно ласковее улыбаться Герасиму, от чего он каждый раз как-то странно вздрагивал. Боюсь, если он еще пару раз приедет к нам в гости, то я позабочусь о том, чтобы у него развился нервный тик.

Почему, спросите, я на него так взъелась? А нечего было пытаться сжимать под столом мою руку будто в порыве небывалой симпатии и вообще делать вид, будто без ума от прекрасной меня, когда и слепому видно, что этого кузнечика бросает в пот от одного взгляда на меня любимую. И пусть у меня не такой уж большой опыт общения с противоположным полом, но интерес мужчины я вполне могу почувствовать. В данном же случае проскальзывала отнюдь не симпатия, а хорошо скрываемое отвращение. Обидно, досадно, но ладно. У меня еще все впереди. Но вот лицемерия я не терпела, а потому нервный тик этому, прости Господи, Герасиму, точно обеспечу! Дайте время! Однако прямо сейчас нервный тик, кажется, имела все шансы заработать я сама. Так как на столе для прибывших гостей стоял не только чай, но и все к нему. А это булочки, варенье, мед и даже мои любимые пироженки. Пироженки! Понимаете? Такие маленькие, легкие, сладенькие, покрытые белой взбитой массой. Рука сама потянулась… нет, не за пироженкой, а за всей тарелкой разом, но заданный Герасимом под руку вопрос сбил гипнотический эффект, и мне удалось взять себя в руки.

— Евдокия, скажите, а как давно вы пришли в себя?

Я скосила на него недовольный взгляд, который так и норовил прикипеть к совершенно другому вожделенному объекту, и ответила:

— Недавно.

В этот момент служанка подошла и подлила ему чай. Я к своему еще не притронулась. Просто если бы я начала пить чай, то непременно взяла хотя бы одну или две, или три, или… В общем, обязательно взяла что-нибудь пожевать.

— Маланья, — позвала я служанку, — принеси мне, пожалуйста, кофе. И покрепче!

А когда та принесла требуемое, начала его медленно цедить. Я люблю совершенно другой кофе — не такой крепкий и с молочком. В данном же случае цель была перебить кофейной горечью настойчивый привкус пироженок, которые в моем воображении уже были у меня во рту, и укротить настойчивое слюноотделение.