– Подписывался или нет, сегодня ты едешь за девочкой в периметр, и это не обсуждается – таковы правила.

У меня, по идее, сегодня в обед должен был быть очередной укол в «Утопии», а после мы с парнями собирались погонять мяч на университетском стадионе – не всё ж бухать, не просыхая. Меня всегда бесило, когда приходилось менять планы, а учитывая происходящее, кажется, ещё и вечерний секс с Ангелиной тоже отменяется.

Гадство!

– Почему просто не послать за ней машину? – продолжаю сопротивляться. – У нас ведь есть водитель – вот и пусть он сгоняет за девчонкой.

– Она едет сюда не ради водителя, – отрезает отец. – Она твоя ответственность на ближайшие пять лет; чем раньше это усвоишь – тем лучше.

– Это ведь была твоя идея, – рычу в ответ. – Твоя и твоих друзей, чтобы эти убогие слонялись за нами по пятам – вот и вали за ней сам.

О, кажется, я ступил на запретную зону – вон, как скулы дёргаются.

– Не забывайся.

Не впечатляет.

– Или что? – Чувствую, что играю с огнём, но заткнуться просто не могу: ненавижу, когда мне навязывают правила. – Я согласен терпеть её в доме, но о том, чтобы бегать за ней, речи не было.

Родитель неожиданно хмыкает и поднимается из-за стола.

– На твоём месте я бы съездил – вдруг передумаешь, когда её увидишь, – попутно хлопает меня по плечу и испаряется за входной дверью.

Несколько секунд стою, как в голову контуженный, и пытаюсь понять, с чего это я должен передумать; с губ снова срывается рык и, хотя в башке всё ещё ведёт, обещаю сам себе, что потраченное сегодня впустую время потом с лихвой себе компенсирую. Поднимаюсь обратно в комнату, раздумывая над тем, что надо начать запирать её на замок, чтоб мелкая с петухами не вламывалась; принимаю душ – один хрен уже не засну – и натягиваю первые попавшиеся под руку шмотки. Пуговка давно уже куда-то слиняла, но судя по тому, что я слышал голос на улице, её за чем-то понесло в сад; выглядываю в окно и вижу, как она старательно под присмотром садовника отстригает ножницами белые лилии, и мои глаза лезут на лоб.

Её любимые цветы, которые она никому не разрешает трогать.

Я вообще в своём доме проснулся?

Все следующие события смазываются в одно маслянистое пятно: мой поход на инъекцию, бессмысленная болтовня с Поляком на плитах стадиона, потому что на игру уже не было настроя, и вот я качу в периметр, проклиная весь бабский род. Торможу у нужного дома, изучаю обстановку, которая не способствует тому, чтоб я остыл, и натыкаюсь взглядом на знакомое лицо.

«Было приятно не попасть под колёса твоей БТР...»

Улыбка сама наползает на губы – не уверен, что это хорошо, но то, что именно эта язва будет жить под моей крышей, немного меняет дело. Попадись мне какая-нибудь пай-девочка, которая боялась бы даже голову в мою сторону повернуть, я б взвыл от бешенства, но эта крошка явно имеет проблемы с её инстинктом самосохранения.

Хотя бы скучно не будет.

Девчонка тоже узнаёт меня; придирчиво осматривает, будто размышляя, соответствую ли я её ожиданиям, но, видимо, приходит к выводу, что у неё нет выбора, потому что во взгляде сквозит решимость. А я мысленно злюсь на неё за то, что чувствую себя неудачником, который стоит у входа в клуб и ждёт одобрения от охранника.

Чёртова периметрянка... Кем вообще себя возомнила?!

Я что-то говорю, чтобы сбросить напряжение, девчонка что-то отвечает, чтобы тупо в ответ уколоть, но я ловлю себя на мысли, что её острый язык мне по душе. Осматриваю её с интересом, отмечая, что у девочки отличная фигура и, будь она блондинкой, я бы точно заинтересовался, но брюнетки были не в моём вкусе. И всё же что-то в груди приятно вибрирует, когда я подхожу слишком близко и роняю эту пошловатую фразу про ванну, на которую Карина отзывается едва заметной дрожью. Её братья так некстати вмешиваются, и я выныриваю из успевшей разгуляться фантазии об этой самой ванне, где эти длинные ножки обвивают мои бёдра, когда я рушу все преграды между нами...