– Тор, не вздумай… – начала она в ярости, но королевский голос прервал ее:

– Перлит, требование первого солы справедливо.

Последовала долгая пауза, и пока длилось молчание, она ненавидела всех одинаково. Тора – за то, что повел себя словно мальчишка-деревенщина, у которого обидели любимого цыпленка. Отца – за непоколебимую царственность. Перлита – за то, что он Перлит. Все обернулось даже хуже, чем она предвидела. Она была бы рада исчезнуть, но было слишком поздно.

Наконец Перлит произнес:

– Я приношу извинения, Аэрин-сол… За то, что сказал правду, – ядовито добавил он и, развернувшись на каблуках, широким шагом пересек зал. В дверях он обернулся, чтобы крикнуть: – Ступай убей дракона, леди! Леди Аэрин Драконобойца!

Тишина снова опустилась на них, и Аэрин больше не смела даже глаз поднять на отцовское лицо.

– Аэрин, – начал Арлбет.

Нежность в его голосе сказала ей все, что она хотела знать. Она развернулась и двинулась к другому концу зала, противоположному выбранной Перлитом двери. Так получится дольше, потому что Перлит выбрал более короткий путь, и она еще больше ненавидела его за это. Она сознавала, что все на нее смотрят, и что ноги у нее по-прежнему дрожат, и что ступает она вовсе не по прямой. Отец не позвал ее обратно. И Тор тоже. Когда она наконец добралась до двери, слова Перлита все еще звенели у нее в ушах: «Королевская дочь, в чьих жилах течет истинно королевская кровь… Леди Аэрин Драконобойца». Слова, словно охотничьи псы, преследовали ее и кусали за пятки.

Голова раскалывалась. Сцена до сих пор так живо стояла перед глазами, что Аэрин не слышала, как приоткрылась дверь в спальню. Она резко обернулась, но это оказалась всего лишь Тека с подносом в руках. Тека взглянула на ее мрачную физиономию и отвела взгляд. «Наверное, ее выбрали прислуживать мне за умение прятать глаза», – уныло подумала Аэрин. Но тут она заметила поднос, запах поднимавшегося от него пара и озабоченную морщинку у няни между бровей. Ее собственное лицо смягчилось.

– Нельзя ведь совсем не есть, – сказала Тека.

– Да я как-то о еде и думать забыла, – отозвалась Аэрин, только теперь сообразив, что это так.

– А нечего кукситься, – продолжала Тека, – и забывать про еду. – Она метнула острый взгляд на свою юную госпожу, и озабоченная складка сделалась глубже.

– Кукситься? – натянуто повторила Аэрин.

Тека вздохнула:

– Прятаться. Размышлять. Как тебе больше нравится. Это тебя до добра не доведет.

– Или тебя, – предположила Аэрин.

Улыбка тронула уголки рта няни, хотя губы по-прежнему остались тревожно поджаты.

– Или меня.

– Я постараюсь кукситься поменьше, если ты постараешься поменьше беспокоиться.

Тека поставила поднос на стол и принялась снимать салфетки с блюд.

– Талат скучал по тебе сегодня.

– Ну да, конечно. Это он тебе сам сказал?

Уж Аэрин-то прекрасно знала, как боится Тека любой скотины больше крошечного пони и как обходит из-за этого десятой дорогой конюшни и пастбища за ними.

– Я спущусь к нему, как стемнеет. – Она снова обернулась к окну.

В той части замкового двора, куда выходили ее окна, продолжалось движение. Она видела новых конных гонцов и двух скороходов в форме королевских войск с красным знаком подразделения на левом предплечье, означавшим принадлежность к обозной службе. Снаряжение королевского отряда для похода на запад происходило в темпе стремительном, плавно переходящем в панический. Обычно-то, когда жизнь шла своим чередом, Аэрин за день видела из окна спальни не больше одного случайного бездельника-придворного.