Что делает женщина, когда она вынуждена жить с мужчиной? Когда бежать некуда, есть общие дети? Как ей быть, когда она живет на ферме, а ее брак распался и в то же время – нет?

Они были очень долго холодны друг к другу. И хотя она не любила его, но не могла этого больше вынести. Как же тогда спасти брак? Маленьким подарком, проявлением любви. Может, если она проявит решительность, если вернется любовь, ей как-нибудь и самой удастся вновь ее ощутить. Или нечто достаточно близкое, чтобы примириться. В этом была ее надежда.

Пони больше не упоминался. Том не хотел о нем думать. Она полагала, что даже, наверное, не хотел его вернуть. Раз или два под каким-нибудь предлогом вроде «Мне нужно только передать это Джону» она навещала брата, и Том молчал. Она всегда была осмотрительна и сразу возвращалась домой. Возможно, со временем ей удастся задерживаться подольше. Люка она не видела и не слышала о нем. Том несколько раз упоминал его. Возможно, он подозревал, что тот скрывается где-то в Нью-Форесте. Сказать наверняка было трудно.

Внешне их отношения представали вполне ровными. Но после случая в мае между ними ни разу не было близости. Том был спокоен, но холоден. Едва пришла пора жатвы, когда наемные рабочие ночевали на фермах или в полях, он, казалось, обрадовался возможности уйти и ночами не порывался вернуться домой.

Мэри ступила на поле в тот самый момент, когда брат Адам скомандовал работникам сделать перерыв.

Том удивился, увидев ее. Он даже слегка смутился, когда она подошла к нему и вручила корзинку, пояснив:

– Для тебя собрала.

– Ого! – Похоже, ему не хотелось выказывать чувства перед другими, и поэтому он поднял косу и принялся точить ее оселком.

Люди шли к повозке, с которой послушник разливал пиво. У Тома была собственная деревянная кружка, привязанная ремешком к поясу. Мэри отвязала ее и пошла за пивом, а после стояла молча, пока он пил.

– Ты проделала долгий путь, – наконец сказал он.

– Пустяки, – улыбнулась она и добавила: – С детьми все в порядке. Они обрадуются, когда ты вернешься.

– О да, пожалуй.

– Как и я.

Глотнув еще слабого пива, он буркнул:

– О да, – и принялся точить косу.

Начали подходить другие мужчины. Последовали кивки, адресованные Мэри, осмотр корзинки, одобрительное бурчание:

– Мило.

– Отменную землянику принесла тебе твоя хозяюшка, Том.

– Разделите ее, стало быть?

Общее настроение было довольно игривым. Том, все еще слегка настороженный, зашел так далеко, что ответил:

– Может быть, да, а может, и нет.

Мэри, испытавшей облегчение от этого веселого настроя, отчаянно хотелось смеха.

Беседа продолжалась, и как часто бывает, когда людям особо нечего сказать, каждый чувствует себя обязанным подпитать смешливый ручеек, текущий в центр, тогда как с краю образуются водовороты иного юмора, и приглушенные шуточки с комментариями более сомнительного свойства то откатываются, то время от времени снова вливаются в общий поток.

– Эти Прайды присматривают за тобой! – донеслось из середки. – Том вот с земляникой, а остальным – шиш.

Мэри радостно рассмеялась на эту дружескую реплику и улыбнулась Тому.

– Подозреваю, Том получает все, чего пожелает, – а, Том? – донеслось с края.

Хоть сказано было грубовато и, увы, невпопад, Мэри рассмеялась и тут, а Том, чуть смущенный, уставился в землю.

Но затем какой-то злой дух надоумил одного из стоявших юнцов хрипло крикнуть:

– Если бы ты женился на ее брате, Том, то был бы у тебя пони!

И Мэри вновь покатилась со смеху. Она смеялась, потому что смеялись все. Смеялась, потому что ей очень хотелось угодить. Смеялась, так как на миг была застигнута врасплох. Смеялась всего секунду, ибо осеклась, когда осознала смысл сказанного и увидела окаменевшее лицо Тома. Слишком поздно.