И, конечно, поговорить за обедом они не успели. Им быстро накрыли стол в гостиной, они с еще непросохшими волосами, поели, улыбаясь друг другу. И Демьян ушел на совещание. А Поля, чтобы не изнывать от ожидания, присоединилась к нему.

Когда они вышли из дубового зала, в котором проходило совещание, в украшенном гобеленами коридоре Полину ждала леди Мириам, торжественно застыв в сопровождении двух фрейлин недалеко от гвардейцев, охраняющих двери, и варронтов, медленно повернувших каменные головы к баловавшей их королеве.

– Мой господин, моя госпожа, – леди Мириам сделала книксен. – Моя королева, вы просили срочно сообщать, если на вашу телепорт-почту будут письма от вашей сестры Василины. Пришло пятнадцать минут назад.

Поля взяла письмо, нетерпеливо разорвала его, прочитала. И подняла глаза на Демьяна. Леди Мириам, дождавшись знака Полины, что она не нужна, степенно уходила по коридору, будто прислушиваясь, фрейлины пошли следом.

– Алину забирают из бункера в половину первого по Иоаннесбургу, – сказала Поля воодушевленно. – То есть вот-вот. Демьян? Я бы очень хотела сейчас побыть с тобой и наконец поговорить… но мы соберемся впервые за все это время, и Алина наконец-то дома!

– Ты думаешь, я могу заставить тебя остаться здесь и переживать, что ты не там? – усмехнулся он. – Поля, твои сестры столько сделали для тебя и меня, как я могу удерживать тебя? Я знаю, насколько вы привязаны друг к другу. У меня найдется чем заняться, поверь. А ты иди к сестре. Надеюсь, она здорова. Там, внизу, она вела себя как настоящий боец.

– Алина? – изумилась Поля, но тут же заторопилась, обняла его. – Спасибо, спасибо, Демьян! Надеюсь, я вернусь не завтра!

– Я тоже, – откликнулся он ей в спину. Полина поспешила в свои покои – переодеться в удобное, а затем к телепорту.

Алина

Пятая Рудог лежала на кровати в бункере, глядя в потолок. Руки ее были беспокойны: она то гладила шершавое покрывало из мягкой шерсти, то скользила пальцами по черному браслету, мягко и осторожно покалывающему холодком, то трогала свою кожу и волосы. Ей все время хотелось теперь тактильного подтверждения реальности этого мира.

Сумка с ее и Макса вещами стояла у кровати, а принцесса ждала, когда ей скажут, что Зигфрид уже наверху, и проводят к нему. Ждала, стараясь привыкнуть, продышать тоску в сердце, и думала над тем, что ответил ей Стрелковский вчера – уже когда принес ей амулет отвода глаз.

– Игорь Иванович, – спросила она тогда у него, старательно подбирая слова, – Василина говорила, что в-вы после переворота ушли в обитель Триединого монахом. И п-потом вернулись, чтобы найти Полину.

– Верно, – осторожно ответил он.

– В-вы не могли бы меня проконсультировать по одному вопросу? Религиозные обычаи не входят в сферу моих знаний.

Лицо его чуть расслабилось.

– Конечно, ваше высочество. О чем вы хотели узнать?

– Что означает серая лента на капюшоне у монаха?

Стрелковский удивленно приподнял брови.

– Это знак аскезы, ваше высочество. Нерушимого обета, который дается во имя чего-то. Но вам об этом лучше поговорить с Его Священством, он благоволит семье Рудлог и не откажет вам. Он однажды очень подробно объяснил мне и правила, и последствия аскезы.

Тоска в груди вновь притухла, сменившись надеждой.

– Может, вы мне пока расскажете своими словами? – попросила она тихо. – Чего можно добиться этим обетом?

– Говорят, чего угодно, – улыбнулся он сдержанно и на мгновение прикрыл глаза, – но, конечно, это не так. Все зависит от важности того, от чего отказываешься, и о силе желаемого, – он потер переносицу, и Алина вспомнила, что Поля в минуты раздумья делала так же. – Все же Его Священство объяснил бы лучше, принцесса, но я скажу то, как понял я. Боги не всесильны и подчиняются правилам, установленными ими самими для равновесия планеты и Триединым для того, чтобы они не теряли берегов и всегда знали, что ответственны за свои поступки. Поэтому не все, далеко не все наши молитвы, помогают. Некоторые остаются без ответа потому, что у человека у самого есть все, чтобы решить ситуацию, какие-то – потому что человек недостоин помощи и творящееся с ним – это наказание. А какие-то потому, что у богов, даже вместе взятых, нет на это сил или есть правило, ограничивающее их. Но человек, взявший на себя аскезу, идя против своей природы и потребностей, словно придает большую силу своей молитве, заставляет богов обратить на нее внимание, вливает силу в бога, позволяющую ему преступить правило. Аскезу принимают как ради исполнения какой-то просьбы, так и во имя получения прощения за прошлые грехи или накопления сил… но она тоже ничего не гарантирует, ваше высочество.