», – прочитал он.

– Позвольте сказать, милорд, что письмо в таком же конверте пришло и герцогу Таммингтону, – доложил дворецкий.

– Спасибо, Ирвинс, – повторил Люк мрачно, и дворецкий понятливо удалился в сторону лестницы.

– Похоже, они тоже не знают, на кого из вас ставить, – сказала я, с наслаждением принюхиваясь к конверту. Он пах так, что мне захотелось попробовать его на зуб. – А, кстати. – Люк замер, положив руку на ручку двери, и повернулся ко мне. – Ты же помнишь, что на коронации в Иоаннесбурге корона выбрала не Ани, а Василину? Как ты думаешь, почему?

– Еще бы не помнить, – отозвался он с иронией. – Ты хочешь сказать, что мне срочно нужно женить Таммингтона и обеспечивать его жене беременность от него?

– Беременность двойней, – напомнила я. – А вернее – тройней. – И не выдержала – рассмеялась, таким задумчиво-сосредоточенным стал взгляд этого интригана.

Письмо от Василины пришло около половины десятого, когда Люк уже улетел, тоже по телепорт-почте – и правда, смысла резать себя, чтобы подкормить огнедухов-почтальонов, уже не было.

«Марина, Зигфрид восстановился, проверяет стабильность Зеркал, предварительно Алина будет во дворце в 12.30 по Иоаннесбургу, – писала она. – Буду счастлива всех вас видеть».

Тафия

В наполненом жизнью, покрытом снегом как вуалью дворце Четери все прислушивались – не раздастся ли звучный и веселый голос Владыки, не проснулся ли он уже? Но Четери спал.

– Значит, так надо, – ответил Нории на немой вопрос Ангелины, когда они с утра зашли навестить Мастера. – Так бывает, когда человек очень устал.

– Но он проснется? – тихо спросила Светлана. Она словно светилась изнутри, и Ангелина не могла ей налюбоваться. И Нории смотрел так благосклонно и нежно, как могла бы смотреть на молодую мать сама богиня-Вода.

Крошечный мальчишка, сияющий стихией равновесия, опять сладко спал в резной кроватке, и вокруг него вились несколько анодари. Присматривали. Да и в целом Света не оставалась одна – в помощниках помимо родных, были малиты дворца, всегда рядом был виталист-Лери, массажистка Люй Кан, а ее сестра-педиатр готова была явиться по первому зову.

– Конечно, – ответил ей Нории. – Это же Четери, Светлана. Он всегда побеждает.

Мартин очнулся ночью – Вики, прикорнувшая рядом с ним на широкой софе в гостевой спальне, почувствовала, как он шевелится и тут же открыла глаза. Март лежал рядом, оперевшись на локоть, глядя на нее темными глазами, старенький и седовласый, в длинной местной рубахе, в которую его переодели. И улыбался.

На его лице играли блики от жаровни с огнедухом, которую поставили для согрева.

– Дашь мне воды? – попросил он сипло. – Я боялся тянуться, чтобы не разбудить тебя, а пить хочу ужасно.

Она дрожащими руками налила ему в глиняную чашку воды из кувшина, что стоял прямо за ее спиной на прикроватном столике, подала, как маленькому, и он выпил, попросил еще. Вики смотрела на него и у нее дрожали не только руки, но и губы.

– Я говорил, что ты до самой старости будешь красавицей, родная? – спросил он надтреснуто, когда отнял чашку от губ.

– Ох, Март, – прошептала Вики и уткнулась в него, чувствуя, как по щекам текут беззвучные слезы. Он поцеловал ее в лоб, в висок – его губы были мокрыми. И Виктория, подняв лицо, вытерла слезы и с его щек.

– Я не то, чтобы жалуюсь, – проскрипел он, и это было так странно, забавно и смущающе, потому что сквозь покрытое морщинами лицо и старческий голос проглядывал знакомый, мощный, полный жизни Март, как сквозь морок. – Но я был уверен, что эта божественная стрекоза меня добила. Мне слишком много лет, чтобы не распознать симптомы фатального кровоизлияния в мозг. Рад, что ошибся. Хотя я ведь видел себя со стороны, и тебя, как ты упала… я понял, что умер. А наши победили, да? Ведь Жрец вернулся на Туру, я помню всплеск его стихии!