И это правильно.

Я б на его месте к себе самой тоже не подошла. Чисто ради сохранения нервной системы и собственной самооценки. Ибо быть посланным далеко, и, возможно, грубо никому не хочется. Хотя посылать Серегу у меня б язык не повернулся, но он то об этом не знал...

Ну и не надо. Такую информацию лучше держать в секрете, ибо в любой работе служебные романы зачастую – зло. А в нашей – опасной, тревожной и нервной – и подавно.

- Ариш, короче я все ремни в центральный нагрудный замок свел, - очень сильно стесняясь проговорил Серега. – В случае чего бьешь по нему ладонью, и ты свободна. Но пока не ударила, ты на сиденье зафиксирована намертво... И да, подрыв будет дистанционный, тебе ничего делать не надо. Только давить газ в пол и ехать на камеру.

- Да знаю я всё, Сереж, - усмехнулась я. – Я в тебе не сомневаюсь. Спасибо.

- Ну, это моя работа, - засмущался механик. И быстро свалил, стараясь скрыть это самое свое смущение. Ну и хорошо. В идеале вообще б девушку себе нашел, и не маялся ерундой, заглядываясь на каскадершу. Которая мужик. В юбке...

- Ну, блин, что ж, пожалуй, ты прав, мой несостоявшийся любовник, - проговорила я, поворачивая барашек, заменяющий в нашей рабочей машине ключ зажигания. – Только, думаю, вряд ли ты, или кто-то из твоих знакомых мужиков повторит то, что сейчас сделаю я.

Автомобиль рыкнул, словно застоявшийся конь – и рванул вперед, стремительно набирая скорость...

4. Глава 4

Люблю я этот адреналиновый шторм в себе, когда знаешь, что вот-вот сейчас под тобой прогремит взрыв, который может разнести тебя в клочья если механики и пиротехники что-то просчитали неправильно. Но ты всё равно давишь в пол педаль газа, напряженно глядя вперед сквозь прищуренные веки, и чувствуешь вкус крови на нижней прикушенной губе, и стук сердца, отдающий в виски, и кожу руля, что вот-вот загорится от жара твоих ладоней...

Кто-то называет нас сумасшедшими.

Наплевать!

Им никогда не понять нашего ликования, когда удается пролететь, проскочить, пробежать в миллиметре от смерти, ощутив у себя на щеке ее разочарованный вздох – мол, эх, опять она по кромке прошла и не ко мне в объятия упала... Ну, извини, подруга, не сегодня. Как-нибудь позже...

Взрыв сотряс «гелик», крутанул его винтом, вжимая меня в кресло – и тут же попытался оторвать от него. Но ремни держали крепко!

И началось...

Первый переворот...

Второй...

Третий...

Каждый из них сопровождался ужасным ударом об землю, когда машина сотрясается, словно по ней долбанули гигантской кувалдой – а после летит по воздуху, чтобы вновь со страшной силой рухнуть вниз...

Четвертый...

Кажется, что все внутренности вот-вот вылетят через горло, и тогда приходится глотком загонять их обратно. Потому за пару часов перед таким трюком запрещается пить и есть, чтобы внутренним гидроударом не разорвало желудок и кишечник. Но сколько же усилий требует этот глоток! В том числе – рассчитать паузу, и глотнуть между ударами, чтобы случайно не подавиться собственным горлом...

Время растянулось...

Я понимала, что сейчас лечу над камерой... Дубль уже снят, и мне осталось лишь пережить пятый, завершающий удар, после чего «гелик» рухнет на бок, словно раненый носорог, и замрет. И побегут к нему пожарные, держа наготове огнетушители, но их наверняка обгонит Антон, который первый рванет дверцу машины, расстегнет страхующие ремни, вытащит меня наружу и заорет:

- Карина, ты сделала это!!!

...Но пятого удара не было.

Время не растянулось, а будто остановилось... И картина внутренностей автомобиля куда-то пропала, словно я провалилась в некий густой белый кисель без намека на тени или какое-то движение. Лишь далеко-далеко из мертвой тишины, окутавшей меня, доносились непонятные звуки...