- Воды... – попросил он.
Я метнулась к кадке, стоявшей в углу, зачерпнула воды кружкой, принесла. И придержала ее за донышко, чтобы она не выпала из трясущихся рук моего спасителя, пока он пил, постукивая зубами о край глиняной посудины.
- Благодарю, - произнес Рагнар, возвращая мне кружку и пытаясь улыбнуться. А потом он даже нашел в себе силы подняться с коленей и сесть на лавку у стены, кутаясь в медвежью шкуру. Его всё еще знобило, но было видно, что последствия трансформации идут на убыль, да и цвет лица от трупного возвращается к нормальному...
Я присела рядом и прижалась к Рагнару, обняв его и пытаясь согреть своим теплом.
Сейчас, несмотря на то, что я видела, он казался мне самым родным и близким человеком на свете.
Умеет превращаться в чудовище?
В спальне валяются мертвецы, изуродованные им?
Наплевать!
Он это сделал ради меня! Спас от смерти. И какая теперь разница кто этот человек? Во множестве сказок всех народов мира девушки влюбляются в чудовищ, которые потом превращаются в прекрасных принцев. Мне повезло больше – мой прекрасный принц умеет превращаться в чудовище, когда нужно меня спасти. И надо быть полной дурой, чтобы отвернуться от такого подарка судьбы - типа, фу, когда мой спаситель рвал на части моих убийц, он был такой некрасивый...
- Я думал, что после того, как ты узнаешь, кто я есть на самом деле, ты меня возненавидишь, - проговорил Рагнар. – Потому был даже немного рад, что наше чувство погасло не разгоревшись.
- Оно не погасло, - проговорила я, прижимаясь к своему спасителю еще сильнее. – Просто тогда мы решили, что так будет лучше для нас обоих. Но сейчас я и правда была бы не прочь узнать кто ты на самом деле.
Рагнар вздохнул.
- Ты, наверно, знаешь, что некоторые викинги перед битвой пьют отвар из мухоморов, после чего впадают в боевой транс и называют себя берсерками.
- Да, конечно, - проговорила я, вспомнив Сигурда, которому, помнится, тот отвар не особенно помог.
Мой спаситель усмехнулся.
- Они просто пытаются подражать нам. Берсеркам по рождению. Мы не пьем зелий из растений, дурманящих сознание. Просто, когда нужно, мы выпускаем из себя зверя, живущего в нас постоянно.
Желваки катнулись на лице викинга. Было видно – ему не просто дается это признание. Но он продолжил:
- Правда, потом бывает нелегко загнать этого зверя обратно. Да и не хочется, если честно. Ты не поверишь, насколько это непередаваемое блаженство ощущать безграничную силу, видеть мир, в котором твои враги двигаются слишком медленно, а ты можешь ловить на лету копья и стрелы, летящие в тебя, и с легкостью рвать пальцами тела тех, кто пытается подарить тебе смерть.
Рагнар хрустнул пальцами, сжавшимися в кулаки.
- Лесные медведи, даже очень крупные и злые, привычны и понятны. Но люди боятся нас больше, чем диких зверей, ибо не могут объяснить то, что происходит с нами. Даже небольшой отряд берсерков по рождению способен разогнать целую армию...
И тут я вспомнила!
О созданном в одиннадцатом веке знаменитом гобелене из Байё, на котором были вышиты сцены номандского завоевания Англии, в частности, знаменитой битвы при Гастингсе. И о том, что на этом гобелене изображены безбородые потомки викингов, которые громят отлично обученную и хорошо экипированную армию саксов... Когда я впервые увидела фотографию этого гобелена, помнится, подумала – а где же бороды у норманнских воинов? Ведь викинг без бороды это в представлениях моих современников исторический нонсенс, как японский самурай без катаны.
А еще мне прямо очень отчетливо вспомнился один известный исторический момент, когда во время битвы при Гастингсе под натиском англосаксов нормандская армия начала отступать... И тогда королю Вильгельму Завоевателю понадобилось лишь снять свой рыцарский шлем, чтобы бегущая армия увидела его лицо, развернулась, и бросилась в атаку! На гобелене из Байё отдельно изображен этот эпизод где граф Евстахий Булонский указывает на лицо короля, также об этом повествует хронист Гильом из Пуатье...