Диплом первого класса – вершина интеллектуальной квалификации. Хорошее второе место дается за прилежание в трудном освоении знания и за детальные ответы на вопросы экзаменатора. Студент первого класса должен уметь выходить за рамки принятых на сегодня теорий и исследовать новые горизонты знания, без колебаний бросая вызов самым изощренным в данном вопросе умам. Гертруда была первой женщиной, получившей диплом первого класса по современной истории – оценка выдающихся качеств ее ума.

Есть лимерик тех времен (автор неизвестен), который мог бы быть написан о Гертруде кем-то из знавших ее студентов.

I spent all my time with a crammer
And then only managed a gamma,
But the girl over there
With the faming red hair
Got an alpha plus easily – damn her![4]

Гертруда считала себя деятельной, а жена одного из ее тьюторов – «чопорной». На этом этапе и в этом возрасте можно найти в ее характере параллели с литературной героиней Э. М. Форстера Люси Ханичерч из романа «Комната с видом» (напечатан в 1908 году). Гертруда нетерпима, видит себя восхитительно не похоже на других и полна возвышенных идеалов. Она любит общество мужчин, и у нее уже возникла привычка, которая останется на всю жизнь, воспринимать их жен как «зануд». С другой стороны, на их оживление и увлеченность она смотрит так скептически, будто ей пятьдесят, а не девятнадцать. «В гостинице вместе с нами собрался один кружок читателей из Оксфорда… судя по шуму, который они поднимают, чтению они уделяют очень мало внимания».

Женщины, которых Гертруда встречала в Оксфорде, были куда больше ей по вкусу, чем ее прежние соученицы, хотя одна из новых подруг, Эдит Лэнгридж, пришла из Куинс-колледжа, как и она сама. Ей нравилась Мэри Талбот, племянница директора колледжа Кеббл, но ее лучшей подругой стала Джанет Хогарт. Брату Джанет, археологу и арабисту Дэвиду Хогарту, также предстояло сыграть существенную роль в ее жизни. Джанет рисует проницательный портрет девятнадцатилетней Гертруды:

«На мой взгляд, другого столь блистательного создания среди нас не было. Невероятно живая во всем, с неисчерпаемой энергией, блестящим жизнелюбием, неограниченной жадностью к работе, к разговору, к игре. Она всегда была странной смесью зрелости и детскости, взрослая в своих суждениях о делах и людях, подобная ребенку в решительности убеждений и вся погруженная в свою цельную веру в отца и мир живого интеллекта, в котором была взращена».

Но более всего освещает для нас душу Гертруды Флоренс, та милейшая женщина, которой было доверено необычайное и разумное дитя – Гертруда, которая нарушила собственные правила и сделала так, что ее падчерица получила образование наравне с мужчинами. Флоренс воспитывала трудного ребенка с огромной чуткостью и осторожностью, когда один неверный шаг мог превратить девочку в бунтовщицу. Она направляла жизнь падчерицы, смотрела, как эта жизнь отделяется от ее собственной в непредвиденных, но положительных направлениях, и это она чувствовала себя превзойденной, глядя на приключения и карьеру Гертруды. Флоренс никогда не сетовала, что Гертруда стала в большей степени космополитом, чем она, лучшим писателем и лучшим администратором, чем она, пользовалась бо́льшим почетом как интеллектуал, бо́льшим восхищением, если не любовью, стала более знаменитой и более влиятельной. Гертруда, в свою очередь, начала любить Флоренс – хотя и не в такой степени, как отца, – как человека, с которым хочется в жизни быть близко, которого хочется иногда защитить от знания о собственных опасных приключениях. Письма ее к отцу обычно более полны чувства и нежности, как и письма Флоренс к ее собственным детям, Эльзе, Хьюго и Молли, показывают бо́льшую близость между ними и матерью. Согретая нежностью, но не ослепленная любовью, Флоренс писала о падчерице после ее смерти: «…На самом деле реальной основой натуры Гертруды была ее способность глубоко чувствовать. Великие радости были у нее в жизни, но и великие печали тоже. Как иначе могло быть у человека, чей темперамент был так жаден к опыту? Ее пылкая магнетическая личность на ходу увлекала за собой других».