Истина, как известно, неизменно посредине. Петруш безумно любил супругу, что не помешало ему скупать на ее деньги старинные книги. В окнах библиотеки их дома в Майене по ночам часто горел свет. Чем он там занимался, никто не знал, Петруш запрещал себя беспокоить даже супруге.

Спустя пару лет муж Кристины Августы, так и не получивший от ее родни никакого титула, исчез, будто растворился. Отправился по делам и не вернулся. Злые языки неизменно добавляли, что в кармане у него лежал мешочек с драгоценностями супруги.

Кристина Августа кривотолкам не верила. Она велела прочесать все окрестные леса, но, увы, Петруша не нашли и со временем признали умершим. Безутешная вдова винила в его гибели венценосного брата: тот мог подослать убийц, чтобы избавить сестру от позора. Недаром же, будто в качестве компенсации, он издал специальный указ, объявлявший Вильгельмину наследницей матери и даровавший ей титул учтивости – леди Майенская.

С тех пор минуло довольно времени, но Кристина Августа не сняла траурных одежд. Не из соображений глубокой скорби – экономии. Темные цвета не маркие, платья из них носятся долго, если изотрутся, можно незаметно заменить кусочек. Увы, несмотря на титул правительницы местных земель, Кристина Августа с дочерью жили скромно.

Певчие замолкли, прелат и служки удалились в заалтарное помещение.

Зашуршали одежды, заскрипели лавки. Кристина Августа тоже вышла в широкий проход центрального нефа.

– Ваша милость! – с ней с фальшивой улыбкой поздоровался глава цеха портных.

– И вам доброго дня, мастер[3] Отто, – приветливо кивнула в ответ Кристина Августа и махнула Вильгельмине: – Подожди меня снаружи, я скоро.

Она прекрасно понимала, о чем пойдет речь, не желала, чтобы дочь слышала.

– Прекрасный цветок Майена!

Отто проводил Вильгельмину взглядом, который крайне не понравился Кристине Августе. Уж не надумал ли он свататься? Да, Вильгельмина не принцесса королевской крови, но она планировала выдать ее за дворянина, какого-нибудь барона. Или хотя бы за банкира, а не пропахшего овечьей шерстью и кошенилью ремесленника.

– Сколько ей уже лет, элафа графиня?

Глаза Отто замаслились. Гордо выпятив грудь в узком бархатном колете, чудом не трескавшемся на упитанном животе, он будто невзначай коснулся кошелька на поясе.

Кристина Августа с завистью посмотрела на кружева его рубашки. Брабантские, она не могла себе их позволить. Да и ее сорочки не отличались тем же качеством, как у приора[4]. На нем сейчас тончайшая, батистовая, тогда как под платьем Кристины Августы обычная льняная.

– Семнадцать.

Собственно, из-за дня рождения дочери она и наделала долгов – хотелось устроить праздник с угощениями и танцами. Пригласить лучших музыкантов, юношей и девушек из знатных и богатых семей. Сшить Вильгельмине пару новых нарядов, на выход и для прогулок. Все – чтобы привлечь женихов. Увы, хорошенького личика недостаточно, нужна достойная рама.

– Совсем невеста, ваша милость!

Мечтательно цокнув языком, Отто перешел к делу. Вся обходительность мигом исчезла, уступив место циничности дельца.

– Вы должны мне, элафа графиня, еще с марта месяца.

– Но не здесь же, в доме Божьем!

Кристина Августа оглянулась на статую Творца.

– Так мы не о злодеяниях говорим, а о делах праведных. Да и как еще мне вас застать, элафа графиня? Как ни приду, вечно вас дома нет.

– Хорошо! – Кристина Августа поморщилась, словно проглотила что-то несъедобное. – Сколько?

Мысленно она попрощалась с одной из служанок – иначе долг не вернуть. Наверняка Отто возьмет с нее с процентами. Тогда и вовсе придется обходиться без мяса, заложить нитку жемчуга – все не обручальное кольцо. С ним Кристина Августа не рассталась бы даже под страхом смерти.