– Ага, ведер двадцать, и мага-стихийника под боком держи. Если, конечно, после разговора с отцом от меня хоть что-то останется.

– Ты ж надежда королевства, так что выживешь. А вот когда у короля резерв опустеет, я про Радера правду поведаю.

Не выдержав, зачерпнула горсть снега и размазала по ухмыляющейся физиономии. За что тут же поплатилась, оказавшись закопанной по самую макушку. А снег, хоть и был очень пушист, кусал оголенные части тела знатно.

– Платье красивое испортил, – проворчала, поднимаясь. А у самой от холода уже зубы стучали.

– Пойдем, горюшко, – Пит обнял за плечи, заодно меня отряхивая. – Я и забыл, что ты замерзаешь сразу.

– Какая память у тебя избирательная, – не могла не съязвить я, а то позволяет себе много, шантажист.

– Ага, очень бы хотелось забыть, как ночь целую мучился, тебя с полета на драконе дожидаясь. Или как сутки у ведьм, глаз не смыкая, на калитку пялился, за которой ты исчезла. Очень бы хотелось, Иса, да не получается! – и надрыв такой в каждом слове, что у меня сердце с перебоями стучать начало.

– И что, целые сутки без дела сидел? – спросила с самым участливым видом. Потому что слова ведьмы, что забыл он меня, поддался соблазнам, так и стучали по вискам, не давая сейчас открыто проявлять эмоции.

– Я пять мешков цветов разобрал, потом траву по котлам расфасовывал, потом решил мужским делом заняться и забор починить, но девчонки не дали. Так и пришлось с ними зелье варить, надо было, чтобы именно я его помешивал, – вид у Пита сразу сделался несчастнее некуда. – А когда, наконец, калитка открылась, меня утянула с собой ведьма. Сначала по коридорам темным водила, а потом зал был зеркальный и ты в центре. Вот это я бы тоже забыть не отказался, потому что ты бледная вся была, и платье бордовое, как лужа темнеющей вокруг крови.

Пита передернуло, будто эту картину он и сейчас видел перед собой, а я, отбросив дурные мысли, прижалась к нему, сцепив руки на широкой спине. Вот он – мой якорь. Человек, который за время, проведенное рядом, ни разу не помыслил предательства. И то, что я в нем усомнилась будет пятном лежать на совести.

– Это ты сейчас специально так жмешься, чтобы и меня намочить? Насквозь же вся. Подлая месть? – Пит ворчал, но уже по-доброму. Он вообще злиться долго никогда не умел.

– К-кон-нечн-но, – говорить членораздельно не выходило, хоть я и жалась к горячему телу Пита как можно теснее.

– У-у-у, – протянул друг, хватая меня в охапку. Так и нес до замка, наверняка 1000 раз пожалев, что в снегу вывалял.

У высоких ворот Пит поставил меня на ноги. Одернул платье, расправил все складочки и отворив тоненькую щелочку, проговорил быстро.

– Ну всё, давай до завтра. Там меня мамка заждалась, да и….

Я ему договорить не дала, вцепившись в длинный рукав рубашки.

– Со мной пойдешь, тролль трусливый!

Ворота тут же распахнулись настежь, открывая нам широкий двор королевского замка. Снег кое-где был вычищен до плитки, а где-то лежал большими сугробами, будто сметали его походя, вовсе не стараясь. На крыльце стоял хмурый король в домашнем одеянии, а навстречу, придерживая юбки, уже бежала взволнованная Кориса.

Нас с Питом она обняла сразу, не давая разлепиться, и теперь зацеловывала по очереди, то и дело сбиваясь. В основном по второму разу доставалось мне.

– Боги, где же носило вас! Раздетые, мокрые!

Кориса очень быстро отделила поистине мокрого и того, кто лишь рядом постоял, и потащила меня домой.

– Пит, возьми тулуп на вешалке, и к матери бегом, – раздавала указания экономка, как заправский генерал, и даже мои протесты не слушала. Я-то Пита отпускать не хотела. Мне с ним даже королевского гнева не страшно было.