Входит ГОНЕРИЛЬЯ.
ЛИР. Что с тобой, дочка? Ты так пасмурно глядишь. С некоторых пор ты вечно не в духе.
ШУТ. Ты был мужчина что надо, когда плевал на то, в духе она или нет. А теперь ты нуль без палочки, и ценишься ниже меня. Как ни мала цена шуту, ты и вовсе за бесценок идешь. (ГОНЕРИЛЬЕ.) Умолкаю, ваше сиятельство. Ваше безмолвие весьма красноречиво велит мне заткнуться. (Указывая на ЛИРА.)
У него под старость лет
Нет горбушки на обед.
Ни горошинки в стручке.
Молчу, молчу, молчу.
ГОНЕРИЛЬЯ. Добро б еще дурак ваш своевольный,
Так нет, все ваши присные дерзят,
Бесчинствуют и время коротают
В немыслимых и гнусных кутежах.
Я вас просила свиту обуздать,
Но зря старалась. Хоть и слишком поздно,
Но, к вам прислушавшись и присмотревшись,
Я поняла, что, к моему стыду,
Вы чуть ли не зачинщик этих оргий.
Иначе грех без кары не остался б.
Уж мы бы позаботились о том
Во имя блага и здоровья края.
И как бы вы потом ни обижались,
Мы без стесненья сделали бы все,
Что требуют оглядчивость и мудрость.
ШУТ. Так-то вот, дяденька.
Кукушек воробей вскормил
На голову свою:
Разбили те, набравшись сил,
Макушку воробью.
Задув свечу, во мраке мы сидим.
ЛИР. И это наша дочь?
ГОНЕРИЛЬЯ. Я полагаю,
Что достучусь до вашего рассудка,
Которым вы богаты и который
Избавит вас от нынешних причуд,
Несовместимых с вашим положеньем.
ШУТ. Ослу понятно: яйца учат курицу. Заслушаться можно, честное слово.
ЛИР. Скажите мне, куда девался Лир?
Ведь я не Лир. Не тот у Лира взгляд
И речь не та. Быть может, он уснул?
А с ним – его сознание и чувства?
А если он не спит, кто я такой?
ШУТ. Ты – призрак Лира.
ЛИР. Кто я, в самом деле?
Мой разум, опыт, знаки высшей власти
Меня морочат, видимо, внушая,
Что я – отец, а это – дочь моя?
ШУТ. Которая шпыняет, как мальца,
Такого непослушного отца.
ЛИР. Как ваше имя, дивное созданье?
ГОНЕРИЛЬЯ. Фиглярство это, сэр, как раз подходит
К безумствам вашим, вновь приобретенным.
Поймите же, прошу, что неприлично
Вам, старику почтенному, блажить.
Где вы набрали рыцарей своих?
Сто наглецов, развратников и пьяниц,
Объевшихся беспутством эпикуров,
Двор герцога в заезжий превратили,
А замок, где король гостит, – в бордель.
Надеюсь, ваша совесть вас принудит
Унять разгул. Еще я вас прошу,
Прошу, хоть обошлась бы и без просьбы,
Уменьшить вашу челядь, разогнать
Всех, кто забыл о правилах приличья,
Кого к себе и близко подпускать
Не должно в ваши годы.
ЛИР. Дьявол! Бес!
Чтоб ты пропала! Рыцари, по коням!
И без тебя, ублюдок из ублюдков,
Я проживу! Я не без дочерей!
ГОНЕРИЛЬЯ. Людей вы бьете. Слугам и служанкам
Проходу ваша сволочь не дает!
Входит АЛЬБАНИ.
ЛИР. О горе мне! Раскаялся – да поздно!
По коням! – А, пришли? Вы с ней стакнулись?
Что? Жду ответа? – О неблагодарность!
Ты – дьяволица с каменной душой!
Когда ты в сердце собственных детей,
Ты гаже гад морских.
АЛЬБАНИ. Что с вами, сэр?
ЛИР (ГОНЕРИЛЬЕ). Но ты клевещешь, коршунье отродье!
В моем отряде – лучшие из лучших.
Они и долг свой честно исполняют,
Хранят и репутацию свою.
И надо же мне было превратить
Корделии проступок в смертный грех!
Он, как таран, разбил мою любовь
И естество мое разворотил,
Которое теперь гноится желчью.
О Лир, несчастный Лир, безумный Лир!