– В смысле наподобие мышьяка? Нет. По-моему, наша Джессика Прайс из Психвилля, штат Флорида, не настолько глупа. Может, больна на всю голову, но не глупа, не глупа. Ей ведь меня попугать хочется, а не в тюрьму сесть. Она сказала, что вместе с костюмом к нам прибыл дух их приемного папочки, и скоро он спросит с меня за то, что я сделал с Анной, по полной. Ну, а булавка – не знаю, наверное, тоже часть всего этого вуду. Я ведь вырос не так далеко от Панхандла. Знал бы ты, сколько в тамошних трейлерных городках беззубых, жрущих опоссумов нищебродов и сколько у них всего в головах… К примеру, явишься на работу в местный «Криспи Крим»[14] с терновым венцом на макушке – никто и глазом не моргнет.

– Может, полицию вызвать? – предложил Дэнни, похоже нащупавший почву под ногами: усталость в его голосе шла на убыль, мало-помалу уступая место обычной уверенности в себе.

– Не надо.

– Но она, как-никак, смертью тебе угрожала.

– А свидетели кто?

– Мы с тобой. Я сидел тут, рядом, и все слышал.

– И что ты слышал?

Дэнни приподнял брови, а после, слегка прикрыв глаза, сонно, лениво заулыбался.

– Что скажешь, то и слышал.

Джуд против собственной воли расплылся в ответной улыбке. Чего-чего, а бесстыдства Дэнни было не занимать. В эту минуту Джуд даже припомнить не смог бы, отчего секретарь ему порой так противен.

– Не-ет, – протянул он. – Я этот вопрос по-другому решу. Однако ты кое-чем помочь можешь. После отъезда Анна писала мне пару раз, но куда я подевал ее письма – загадка. Пошаришь тут, ладно?

– Конечно. Уж меня-то им не перехитрить.

Однако во взгляде Дэнни снова мелькнула тревога. Возможно, чувство юмора к нему и вернулось, но бледность со щек не сошла.

– Джуд… ты вот сказал: «по-другому вопрос решу». «По-другому» – это как? – спросил он, ущипнув себя за губу и задумчиво морща лоб. – Перед тем как отбой дать, ты толковал всякое… что ребят по ее душу пошлешь, а то и сам в гости заглянешь… а главное, таким обозленным я тебя в жизни еще не видал. Мне есть о чем волноваться?

– Тебе? Нет, – заверил его Джуд. – А вот ей… может, и да.

Голая, с остекленевшим взглядом, мертвая Анна в ванне, полной кроваво-алой воды… Голос Джессики Прайс в телефонной трубке: «Подыхать будешь – это его ледяная рука зажмет тебе рот»… Старик в черном костюме а-ля Джонни Кэш, сидящий у стены коридора верхнего этажа, медленно поднимающий голову, провожающий взглядом идущего мимо Джуда… Казалось, вся эта жуть засела в голове навсегда.

Избавиться от подобного шума в голове обычно лучше всего помогал шум, сотворенный собственными руками. Отнеся «Добро» в студию, Джуд для пробы пару раз ударил по струнам, остался недоволен строем, полез в шкаф за каподастром, чтоб сместить звучание на тон выше, но вместо каподастра отыскал там коробку с патронами.

Коробка оказалась той самой – одной из желтых конфетных коробок в форме сердечка, которые отец дарил матери каждый год к Дню святого Валентина, к Дню матери, на Рождество и на день рождения. Ничего другого Мартин жене не дарил – ни роз, ни колец, ни шампанского: подарком всякий раз становилась все та же большая коробка шоколадных конфет из ближайшего универсального магазина.

В той же степени неизменной оставалась и реакция матери. Принимая отцовский подарок, мать всякий раз улыбалась – робко, смущенно, не разжимая губ. Отчего? Оттого, что стеснялась зубов: верхние были фальшивыми, вставленными взамен выбитых настоящих. Сняв крышку, она всякий раз первым делом протягивала коробку мужу, а тот всякий раз с улыбкой, да такой горделивой, будто преподнес жене бриллиантовое колье, а не коробку шоколадных конфет за три доллара, отрицательно качал головой.