— Алию, Ясин. Он увез мою дочь, — полным отчаяния голосом произнес он, глядя на Адама сверху вниз. Даже так, сообщая осквернившую его честь новость, он пытался доказать собеседнику свое преимущество, свою все еще не потерянную над ним власть. — Он опозорил мой род. Он лишил меня дочери, а тебя — невесты, Ясин.

Адам не мог поверить своим ушам. Нет, это просто не могло быть правдой. Подобное казалось ему невозможным, недопустимым. Алия, его Алия, которую он ждал долгие годы, которая была обещана ему еще девочкой, просто не могла убежать с другим, тем более — с Маджидом. Пусть не по крови, но все-таки почти с братом. Это была ложь! Адам качал головой, словно китайский болванчик, и никак не мог осознать того, что услышал от Саида.

— Что значит — увез Алию?! — взревел Адам и вскочил со своего места. — Что ты такое говоришь?!

— Это я виноват, Ясин! Только я, — схватившись обессиленными ладонями за спинку кресла и опустив голову, простонал шейх. — Я должен был догадаться. Она так сильно похожа на мать.

— При чем здесь ее мать, Саид? — не понимал Адам, вышагивая по кабинету взад и вперед и никак не находя выхода своим эмоциям.

— Алии никогда не нравилось здесь: ее все время тянуло вырваться из Дезирии, увидеть мир, обрести себя. Она, как и Джоанна, всегда считала, что там, в странах грязных нравов и порочных мыслей, ей удастся обрести свободу. Зачем она ей? Разве того, что я ей давал, недостаточно? И к чему привела эта свобода ее мать?

— К чему? — растерянно спросил Адам. Еще никогда и никому не рассказывал Саид о судьбе своей первой жены, опозорившей его честь.

— К погибели, Ясин! И моему вечному позору.

— Ты нашел беглецов? — Сейчас Адаму меньше всего хотелось вдаваться в подробности жизни Саида.

— Нет, Ясин, не нашел, — неживым голосом ответил шейх. — Лучшие люди, огромные деньги, все мои связи — и никакого результата.

— Этого просто не может быть! — Адам как заведенный метался в агонии своего гнева.

— Найди ее, Ясин. Найди! В тот же день я отдам ее тебе.

— И зачем она мне после него?! — перебив шейха, выплюнул Адам. — Грязная, оскверненная другим...

— Не смей! — в ярости остановил его Саид. — Не забывайся, Ясин! Она все еще моя дочь! Она — единственная, в чьих венах сохранилась кровь великого рода Аль-Наджах.

Саид был в ярости — дикой, беспробудной, безотчетной. Уже несколько дней он сходил с ума, пытаясь осознать предательство собственной дочери. Единственной дочери. Он ненавидел ее, презирал, проклинал, клялся Аллаху, что отречется от нее, как от гулящей девки... но продолжал любить.

— Спаси ее, Адам, — сбавив обороты и впервые в жизни обратившись к молодому человеку по имени, данному тому при рождении, а не нареченному Ясином по долгу крови, просил Саид. Он, полноправный правитель Дезирии, прямо сейчас преклонял голову перед молодым, борзым, наглым эмиром небольшой провинции своей страны с просьбой спасти его дочь.

— Дослушай меня, Адам, — продолжил он. — Примешь ее — все тебе отдам. Вечным должником твоим буду. Преемником тебя своим сделаю. Всё, что только захочешь.

Разве не об этом долгие годы мечтал Адам? Разве не к этому стремился и шагал по головам? Вот она, удача! Хватай! Но только сейчас все это блекло в его глазах от понимания, какой ценой достанется ему. Принять Алию? Смотреть в лживые глаза? Ждать нового удара в спину? В конце концов, запятнать свое доброе имя грязной и неверной? Нет, Адаму даже думать об этом было противно. Но Саид не отступал:

— Ни одна живая душа не узнает о позоре, что навлекла на нас Алия. Ни одна! Для всех моя дочь уезжала с тобой, была в Португалии. Адам, не молчи!