— А я сразу сказал, что этот парень не стоит и минуты внимания. — Не дав Хилдер больше вымолвить ни слова, Хинрик выглянул в прихожую, заставив девчонку окаменеть от неожиданности. — Ты вечно ведёшься на смазливые личика, а Олаф как был отморозком, так им и остался. Люди не меняются, Хил.

— Энн, а что в нашей квартире делает твой несносный брат? — прошипела девушка, при этом моментально заливаясь краской.

— О, Хил! — выглянув следом за братом, приветливо кивнула Энн. — Так получилось. Ребят, я вас оставлю: надо родителей успокоить. А вы постарайтесь минут десять мирно пообщаться.

— Вот еще! — фыркнула Хил, задрав свой курносый носик. — Я с ним вообще разговаривать не собираюсь. И тебе, Энн, не советую. Пусть сам себе гадости говорит.

— Хил, — мягко осадила ее Энн, – не стоит.

Сейчас, глядя на осунувшегося вмиг брата, она только сильнее убедилась в правильности своих недавних суждений. Подмигнув ему и шепнув Хил сбавить обороты, Энн взяла телефон и отправилась в свою комнату, чтобы найти верные слова для отца и максимально обезопасить брата от его гнева.

Разговор с отцом получился весьма странным. Тот не кричал, не срывался, не угрожал, просто слушал, как Энн пыталась выгородить Хинрика, а после и вовсе разрешил вернуться вместе с ним домой на пару дней. Что заставило Ларуса быть деликатным в общении с дочерью, Энн не знала наверняка, но могла предположить: скорее всего, рядом был ещё кто-то, причем явно не мама и даже не Кристоф.

Адам Ваха…

Именно его присутствие и желание Ларуса пустить пыль в глаза спасли Хинрика от неминуемой беды.

Что ж, раз так, Энн решила простить этому напыщенному индюку его недавнюю грубость в общении с ней.

Еще долго сидела она в своей маленькой комнате фисташкового цвета, обдумывая поведение отца, свою возможность повидать маму и братьев и, конечно же, предстоящую встречу с алмазным королем.

Когда Энн решилась выйти в гостиную, Хил уже ушла к себе, а Хинрик спал на диване, свернувшись клубочком. Укрыв брата пледом, она ласково провела рукой по его жестким непослушным волосам. Отчего-то в беспокойном сердце пронеслось подозрение, что ей недолго осталось видеть брата таким умиротворенным и домашним.

Вытряхнув невеселое наваждение из головы, Энн тоже отправилась спать. Вот только, сколько бы ни ворочалась она в кровати, погрузиться в желанный сон никак не удавалось. Измученное сознание провалилось в бездну беспокойных и тревожных сновидений лишь под утро. Перед глазами яркими вспышками проносились образы жутких разъяренных мужчин, одетых, как недавний гость отца, женщин с закрытыми лицами и печальными глазами, караваны уставших верблюдов и бескрайние мили раскаленного песка. А еще слышался голос будто за кадром, нараспев произносящий: «Таба. Таба. Таба...»

Конечно, Энн проснулась не отдохнувшей, с тяжелой свинцовой головой. Обрывки сна то и дело вспыхивали в памяти, мешая как следует подготовиться к отъезду. Хинрик по обыкновению ворчал. Да еще и Хил с самого утра суетилась и прихорашивалась то ли для того, чтобы позлить его, то ли всерьез расчитывая покорить сердце алмазного короля.

Наспех перекусив, ребята вызвали к дому такси и наконец отправились в родные края. Хинрик уселся впереди, уступив место на заднем сиденье девчонкам, и молча смотрел в окно. Ему предстоял непростой разговор с родителями, даже несмотря на сдержанную реакцию отца. Энн тоже не была настроена на болтовню. И только Хилдер, как заведенная, вертелась и все время пыталась разговорить подругу:

— Я отцу сказала, что сразу к вам пойду. Он не против. Сегодня у Хельги игра в школе, им все равно не до меня. Энни, мне так не терпится его увидеть!