– Будь проклята эта война! – срывается Анна Николаевна. – Зачем мы туда полезли? Жили бы, как раньше. Ведь хорошо же было!

Она закрывает лицо и плачет. Ее плечи трясутся от рыданий. Она не может совладать с нервами и уходит в спальню.

Павел Петрович горбится. Вздыхает и молчит. Он родом из Таганрога. Там родился писатель Антон Павлович Чехов. Учитель литературы назвал сына Антоном в тайной надежде, что его Антон Павлович, станет новым Чеховым. Антон стал просто Чехом. А теперь и Чеха не стало.

Я поднимаюсь, прихватываю стакан. Меня не провожают. Выхожу из подъезда и со всей дури швыряю стакан в стену дома. Сломанные ребра отзываются острой болью, но хлопок из стеклянных брызг чуть усмиряет шум в голове.

Плетусь домой в соседний подъезд. Поднимаюсь пешком на пятый этаж. Как же много ступенек, раньше я их не замечал. Перед родной дверью восстанавливаю дыхание, пульс все равно бешенный.

Жму на звонок. Шаги, поворот замка и – шокированная счастьем мама.

Мама обнимает меня, трогает, словно не доверяет зрению, плачет и радуется. Ее слезы вбирает камуфляжная форма. Она ведет меня за руку, как маленького, боится потерять. И не знает, куда.

На кухне на стене икона. В спальне на ее тумбочке тоже. Раньше икон в доме не было. Раньше дома был я и не было войны.

Первое волнение проходит. Мама суетится, не знает, чем угодить, кормит и причитает:

– Как про Антона Солнцева сообщили, у меня сердце остановилось. Но я верила, что ты жив. Ведь ничего неизвестно, и я верила. Потом Злата пришла и сказала, что ты в больнице. Какое счастье!

Злата все-таки выполнила мою просьбу. Может, между нами, не все потеряно.

– Почему ты сразу мне не позвонил? – отчитывает мама.

Не рассказывать же ей про контузию и потерю памяти. Есть оправдание попроще:

– У меня телефон разбился. Только номер Златы был записан.

– Злата рассказала про тебя. Мы поплакали, нога все-таки. Но главное, что живой! Жив мой сынок, и скоро вернется.

– Мам, у меня не нога, а плечо сломано. И несколько ребер.

Показываю подвязанную левую руку. Про голову молчу. Надеюсь, что туман в мозгах когда-нибудь рассеется.

– И правда. – Мать охает, обходит меня, рассматривает мои ноги. – Ноги на месте.

– Конечно, мама! Левую зацепило осколком. Зашили и все!

– А Злата сказала, что тебе нужен протез. – Мать напрягает память, вспоминая разговор: – Никита не звонит, чтобы вас не расстраивать. А на самом деле протез ему нужен срочно. Так она и сказала.

– Ерунда! Я такого не мог сказать. Видишь?

Мать растеряна. Признается:

– А я взяла кредит. Миллион рублей. Всё отдала Злате на протез. Она уехала к тебе. Ты вернулся один?

Я поражен:

– Мама, кто тебе дал миллион?

Она достает бумаги. Договор с конторой «Быстрокредит». Один миллион рублей на шесть месяцев под восемьдесят процентов годовых! И под залог нашей квартиры!

– Ты заложила квартиру?

– Иначе денег не давали. Думала, ты приедешь, мы что-нибудь придумаем. Главное, чтобы ходил.

– Я хожу! Смотри!

Встаю из-за стола и хожу по комнате, словно это что-то изменит.

Мама по-прежнему в недоумении:

– Злата взяла деньги для тебя. Что она сказала?

– Она ко мне не приезжала.

– Где же она? Пусть вернет деньги.

– Зачем она вообще их брала! У нас же есть общие с ребятами.

Я ничего не понимаю. Есть общие деньги от ЧВК, которые получала за нас троих Злата. Наши немалые зарплаты и премии за победы – этого на любой протез хватит. А за ранение я получу большую страховку.

– Я разберусь, – обещаю маме и выпиваю обезболивающее.

Нахожу в своей комнате ключ от паровозной будки и ухожу из дома.