Глаза Натальи Сергеевны победно сверкнули, но я не дала ей возможности что-то сказать и продолжила:

– Тем более Людмила – практикантка и лишние деньги ей не помешают.

– Почему Людмила? – упавшим голосом просипела Наталья Сергеевна и мазнула лаком мимо ногтя. – Ваш секретарь сейчас – я.

– Ой, Наталья Сергеевна, – я сделала ручкой жест в стиле «уйди, противный», – я же вижу, насколько у вас большая нагрузка! А у меня такая работа, что нужно реагировать быстро. Таких как вчера промедлений допускать нельзя. Людмила молодая, думаю, справится. Тем более за такую зарплату. А за месяц уже решим, кого мне брать постоянным секретарём – её или Чайкину.

Лицо Натальи Сергеевны пошло пятнами, она вытаращилась на меня и даже не замечала, как крупные капли лака капают с кисточки ей на пальцы и на свежеотпечатанные документы.

Бедняга, теперь придётся всё красить заново. И перепечатывать всё тоже.

Я аккуратно закрыла дверь с той стороны и от моей улыбки можно было зажигать звёзды.

Танцевальная фигура номер четыре

Я шла по шумному, лязгающему агрегатами депо от ремонтного цеха до дальнего ангара, стараясь не вляпаться в лужи от мазута и масла. Инструментальщики сегодня работали там, соответственно и Севка тоже. Я немного поплутала промеж одинаковых, как однояйцевые близнецы, бетонных коробок и нашла-таки Севку.

– Привет, – сказала я, – ты чего это не пришел ко мне утром?

Севка мой приход встретил мрачно, без обычного своего дурашливого настроения. Кто б сомневался?

– Привет, – буркнул он и принялся откручивать гайку с видом крайне занятого человека, которому лясы с какими-то посторонними бабами точить вообще некогда.

– Сева, ответь на пару вопросов, – сказала я.

– Лида, я сейчас занят, – сварливым голосом попытался отмазаться он, но эти приколы я и сама хорошо знаю.

Поэтому я подтянула поближе к смотровой яме какой-то ящик и устроилась на нём. Отпечатанные листочки с анкетами я положила на коленки и приготовилась писать.

– Это быстро, Сева, – ответила я. – Иван Аркадьевич сказал.

– Ну давай, что там у тебя, – вздохнул Сева (из ямы-то ему деваться было некуда) и украдкой оглянулся по сторонам, не видит ли кто.

Я проанкетировала его за пять минут. На листочке вверху я вывела его фамилию, инициалы, цех и сказала, протягивая ручку:

– Распишись здесь вот.

– Зачем? – насупился он и вытащил из глубокого кармана, покрытого масляными пятнами и разводами спецовочного комбинезона, разводной ключ. Посмотрел на него, зло сплюнул, сунул обратно. Пошарил в глубине кармана ещё и, наконец, вытащил гаечный, но не тот. Опять сунул руку в карман и пошарился. Наконец, с третьей попытки, искомый ключ таки был найден.

– Не знаю, – пожала плечами я, – Иван Аркадьевич хочет посмотреть, кто как работает. Наверное, будет решать, кого оставлять, кого нет. И на перерасчёт доплаты я уже Акимовне списки подала.

– Где расписаться? – торопливо спросил он и быстро вытер руки куском ветоши.

– Здесь, – я ткнула, куда ставить подпись и, пока он карябал загогулину, с упрёком добавила, – Ты, Севочка, больше так не делай, пожалуйста. Это я просто по дружбе за твоей анкетой побежала лично. А оно мне надо, по цехам за каждым мотаться? В общем, в последний раз я тебя выручаю, больше так делать не буду.

– Так что я один такой, что ли?! – возмутился Севка и сунул гаечный ключ обратно в карман, – как все, так и я.

– В каком смысле «как все»? – в свою очередь изобразила возмущение я, – только ваши, цеховые, не прошли анкетирование. Остальные все прошли!

– Как прошли?! – Севкины уши заалели.