Наша оценка полезности разных видов деятельности была в этом отношении странным образом искажена повсеместностью денежных критериев. Поразительно, что часто те же самые люди, которые особенно громко сетуют на материалистичность нашей цивилизации, не принимают никакого другого критерия полезности тех или иных услуг, кроме того, что люди соглашаются за них платить. Но разве так уж очевидно, что профессиональный игрок в теннис или гольф – более полезный член общества, чем богатые любители, которые посвящают свое время совершенствованию этих игр? Или что получающий жалованье хранитель публичного музея полезнее частного коллекционера? Прежде чем читатель поспешит ответить на эти вопросы, я бы попросил его задуматься: а могли бы вообще когда-либо появиться профессиональные игроки в теннис и гольф, равно как и музейные хранители, если бы им не предшествовали богатые любители? Разве нельзя надеяться, что новые интересы могут появиться из хобби тех, кто, возможно, посвятил им лишь небо́льшую часть своей жизни? Совершенно естественно, что больше всего пользы для развития искусства жизни и нематериальных ценностей может принести деятельность тех, кто избавлен от материальных забот[213].

Одна из величайших трагедий нашего времени заключается в том, что массы уверовали, будто достигли высокого уровня материального благосостояния благодаря низвержению богатых, и стали бояться, что сохранение или возникновение подобного класса лишит их чего-то, что в противном случае они получат как должное. Мы уже видели, почему в прогрессивном обществе нет никаких оснований считать, что богатство, которым пользуются немногие, вообще существовало бы, если бы им не было позволено им владеть. Оно не отнято и не утаивается от других. Оно есть первый признак нового образа жизни, начатого авангардом. Нужно признать, что к числу обладателей привилегии открыто демонстрировать возможности, которыми смогут насладиться только дети или внуки всех остальных, в целом относятся не самые достойные, а просто те, кого случай поставил в столь завидное положение. Но этот факт неотделим от процесса роста, который всегда идет дальше, чем в состоянии предвидеть какой-либо человек или группа. Помешав некоторым первыми воспользоваться определенными преимуществами, мы тем самым можем помешать и всем остальным воспользоваться ими когда бы то ни было. Когда из зависти мы делаем некоторые исключительные способы жизни невозможными, мы все в конце концов обеднеем материально и духовно. Мы не в состоянии устранить неприятные проявления индивидуального успеха, не разрушив в то же время те самые силы, которые делают возможным движение вперед. Можно в полной мере разделять отвращение к демонстративной роскоши, плохому вкусу и расточительности многих новых богачей, но при этом нужно отдавать себе отчет, что если бы мы помешали появиться всему, что нам не нравится, то, вероятно, среди непредвиденных вещей, которые так и не появились бы на свете, хороших оказалось бы больше, чем плохих. Мир, в котором большинство имеет возможность не допускать появления всего, что ему не нравится, был бы миром стагнирующим, а то и угасающим.

Часть II

Свобода и закон

Первоначально, когда была одобрена некая система правления определенного вида, возможно, никто дополнительно и не продумывал способ правления, но все было оставлено на мудрость и усмотрение тех, кто должен был править; пока на своем опыте люди не обнаружили, что это очень неудобно для всех сторон, ибо то, что они придумали для исцеления, только увеличило язву, которую должно было исцелить. Они увидели, что жизнь по воле одного человека стала причиной невзгод для всех людей. Это вынудило их обратиться к законам, чтобы все люди могли заранее видеть свои обязанности и знать, каково будет наказание за их неисполнение.