На другой день во время планерки в набитый сотрудниками кабинет председателя поссовета решительным шагом вошел оперуполномоченный КГБ Острецов в шляпе, причудливо сбившейся на курчавый затылок. Из-под длиннополого плаща торчал нескладный предмет, завернутый в кусок простыни. Понизов с интересом скосился на густо заляпанную глиной обувь.

– Да, с кладбища! – сквозь зубы подтвердил Острецов. Скинул плащ.

Огляделся раздраженно:

– Значит, так. Сходняк приостанавливаю. У меня разговор к вашему председателю.

Приглашенные недоуменно посмотрели на Понизова.

– Прерываем совещание, – сдержанно подтвердил тот. – Тем более, время обеда.

Через минуту-другую поссовет опустел.

– Ну, и?.. – Понизов предложил продолжить.

Острецов развернул то, что притащил, швырнул на председательский стол.

– Как прикажешь это понимать?

Перед Понизовым лежал выдернутый из земли крест с надписью «Здесь покоилось тело…»

– Похоже, всё-таки эксгумировали, – предположил он.

– Будет фуфло толкать!.. Вчера, вчера вырыли! – неистовый Острецов потыкал толстым пальцем в дату на дощечке. – Пока ты нам дуру гнал по телефону!

Понизов нахмурился.

– Ты, парень, весь район, мало – область подставил, – процедил Острецов. – Себе карьеру обломал, другим. Сколько ж они тебе за это отстегнули?

Руки Понизова под столом соединились в замок так, что пальцы побелели. Но внешне не изменился. Разве что взгляд сделался предостерегающе-колючим.

Острецов его разглядел.

– Неужто просто от души? – поразился он. – Вот чего не думал! За деньги – хоть понять можно. Но нет страшней прекраснодушного дурака. Сначала весь соцлагерь влегкую, под аплодисменты, раздали. Ныне и Союз затрещал. Того и гляди, на осколки посыплется. Чего нам, от широкой души? Или надеешься, – отблагодарят эстонцы? Так зря губы раскатал, – что бы ты ни делал, для них все русские одним миром мазаны.

– Ты с чем приехал-то? – скупо уточнил Понизов. – О геополитике порассуждать? Так это не нашего, сельского уровня дело! Если же об эксгумации… Да! Выдал разрешение! Это их президент и их право!

Жестом осадил негодующего комитетчика.

– А уж если хочешь напрямую, – это их земля!

– Добрались-таки до главного! – уличающе пробасил Острецов. – А русские, стало быть, оккупанты. Решительно вся беда от дураков. Прибалтов пожалел? А русских тамошних, о которых, едва отделившись, ноги начнут вытирать, тебе не жалко?! А то они плохо пятьдесят лет на нашем хребте жировали? Хороши оккупанты, которые от себя отрывали, чтоб им там получше жилось? Любая империя окраины доила. А мы, наоборот: на российских прилавках кукиш с маслом, а в Прибалтике да Закавказье – живи, не хочу! Вот с жиру и взбесились!

Неистовость Острецова, громогласная его убежденность вывела и Понизова из состояния равновесия, в котором пытался себя удержать.

– Ты чего поссовет сотрясаешь?! Ты не здесь, ты там убеждай. Езжай в Прибалтику! И всё это им доказывай. Через тех же русских! Через прорусских эстонцев. Через финансы! Через экономику, что все республики переплела накрепко. Тысяча рычагов в руках! Убеди, что в Союзе им будет лучше, чем в одиночку!

– Кого это я убеждать должен?! – возмутился Острецов. – Да если каждого начнем уговаривать, глоток не хватит! Там же каша в головах. Свободы возжелали! Мы – западники! Быть первыми в Союзе, им, видишь ли, западло! А под немцев на карачках ползти готовы. А те с ними через губу. Потому что это для нас они – ах! прибалты! А для них – чухня! Омоном придушить, и все дела! Понадобится – войска!.. Ништяк! Поверещат с годик-другой ребята-демократы, да и притихнут. Кто захочет из-за карликов с ядерной державой ссориться?