– Как обычно? – спросила миссис Робертсон. – Гостю тоже?

– Тоже, – коротко отозвался Бакли, усаживаясь между Сарой и Алкиным. Он хорошо видел обоих, а сам представлялся Алкину тенью на фоне светлого квадрата окна.

Не прошло и минуты, как на столе оказались тарелки с вкусно пахнувшим супом (овощи, определил Алкин, не люблю, но надо, неудобно отказаться), тарелочки с овощными салатами и на специальном блюде – что-то вроде котлеток, тоже, как показалось Алкину, овощных. Похоже, заведение миссис Ричардсон было вегетарианским, и Алкин бросил удивленный взгляд на темную фигуру главного констебля – как-то не вязалось в его представлении: Бакли и вегетарианская пища. Или он специально привел сюда гостя, чтобы тот понял свое никчемное положение? Вроде нет, хозяйка относилась к Бакли, как к завсегдатаю, и Саре улыбалась, как старой знакомой. Может, вегетарианское здесь готовили только днем, а вечером кормили посетителей более калорийной пищей?

Суп, однако, оказался вкусным, котлетки действительно овощными, но таявшими во рту, а салат Алкин съел так быстро, что следившая за ними хозяйка немедленно принесла добавку. Ели молча, Алкин то и дело поднимал глаза на Сару, время от времени их взгляды встречались, и тогда случались короткие, но вполне, как казалось Алкину, ясные диалоги – ясные им двоим, и, как он надеялся, непонятные главному констеблю.

«Мне неловко здесь…»

«Все хорошо, Алекс…»

«Этот твой Тайлер… Он ничего не хочет понять».

«Он не мой, уверяю тебя. А разве ты был уверен, что тебя поймут?..»

«Нет. Я рад хотя бы тому, что сижу здесь. Но третий лишний…»

«Считаешь, что лишний – ты?»

– Нет, – сказал Алкин, отодвигая тарелку, и Бакли, тоже покончивший с едой, удивленно переспросил:

– Нет? В смысле – не понравилось? Мамаша Ричардсон прекрасно готовит! Здесь замечательная телятина – правда, только по вечерам.

– Я не о том, – смутился Алкин. – Свои мысли…

– Ага, – понимающе кивнул Бакли.

Грязная посуда уже была со стола убрана, и перед ними оказались три чашки с крепким кофе, молочник и вазочка с сахаром в бумажных пакетиках. Бакли и Сара налили себе молока в кофе, Алкин предпочел черный с двумя пачечками сахара. Бакли хмыкнул, Сара улыбнулась – так, мол, здесь не пьют, но если в вашей России принято…

– Давайте, – сказал Бакли. – Теперь я готов выслушать какую угодно теорию. Надеюсь только, что она не будет противоречить фактам.

Алкин отпил кофе, обжег десну, отставил чашку и сказал:

– Хемлин был слишком хорошим ученым, вот в чем все дело.

Постараюсь короче, – сказал Алкин. – Хэмлин писал в первой статье (я рассказывал Саре), что наша Вселенная, – мир-фермион. Сначала это была догадка, а потом он вывел уравнения. Знаете, что говорил Фейнман о том, как делаются открытия? «Прежде всего, – это его слова, – о новом законе догадываются». Вдруг приходит в голову, да. Интуиция. Потом начинаешь доказывать, что догадка правильная, и если она действительно правильная, то математика и эксперимент это подтверждают. Разум только один, писал Хэмлин. Поиски иных цивилизаций бессмысленны в принципе. Законы квантовой физики, действующие не только в микромире, но и в масштабах Вселенной, это запрещают. Точка.

Кстати, был еще один замечательный ученый, догадавшийся, что мир устроен именно так – советский астрофизик Шкловский. Последние годы жизни – двадцать лет назад – он писал об этом. Без математики, у него была иная аргументация, ее я использовал в своих работах по абсолютному антропному принципу.

Мы одиноки во Вселенной.

Ну и что? – спросите вы, а если не спросите, я задам этот вопрос сам и сам на него отвечу, но сначала расскажу о второй статье Хэмлина. В первой Хэмлин определил, что нет и не может быть во Вселенной иного разума, кроме нашего. Во второй статье Хэмлин рассчитал эволюционный путь разума во вселенной-фермионе.