Апельсиновое дерево, росшее рядом с домом, начало мерно раскачиваться, взмахивая всеми ветками одновременно, и вдруг сбросило на стоявшую возле дома компанию штук двадцать апельсинов – крупных, размером с два кулака.

Тут игра в «замри» прекратила своё существование.

Миммо и Жутти завизжали и бросились бежать, прикрывая головы руками. Пинуччо попятился, упал, поднялся и помчался вслед за визжавшими сестрицами – молча и так быстро, что вскоре обогнал их.

Ветрувия тоже споткнулась, запуталась в юбках, и скорчилась комочком, закрывая лицо ладонями, но подглядывая сквозь пальцы, а вот синьоре Ческе повезло меньше всех.

Я видела, как виноградная лоза захлестнула ногу синьоры, словно арканом, затянула петлю и потащила в кусты.

- На помощь! Помогите! – завопила Ческа, но новые и новые петли винограда захлёстывали её, как зелёные верёвки или… как зелёные змеи.

Ческу перевернуло на спину, и она никак не могла ухватиться хотя бы за траву, чтобы удержаться.

- Доченьки!.. Сыночек!.. – взвыла добрая матушка, когда до кустов оставалось шагов пять.

Разумеется, никто из «детишек» не вернулся, чтобы её спасти. Зато с грушевого дерева ей в лицо прилетела пригоршня дохлых цикад, и синьора вынуждена была замолчать, чтобы проплеваться и прокашляться. А кусты были всё ближе, и в них что-то вздохнуло и заворочалось, колыхая ветки.

- Отпусти её, - сказала я тихонько, по-русски.

Виноградная лоза сразу же распустила свои петли и зашелестела, возвращаясь к грушевому дереву, с которого раньше свешивались её плети.

Ческа вскочила и бросилась бежать вслед за своими детьми, а ветки олеандра заворачивались ей вслед и лупили по спине и ниже с такой силой, что синьора при каждом ударе подпрыгивала и взвизгивала ещё громче Миммо и Жутти.

Поляна перед домом мигом опустела, если не считать оставшейся Ветрувии. Стало тихо, деревья и кустарники мирно шелестели листвой, дождик постепенно затихал, выглянуло солнце, на небе раскинулась радуга, и только брошенный Миммо факел шипел, окончательно погасая.

Осмелев, я толкнула ставень и выглянула из окна.

- Как ты? – спросила я у Ветрувии.

- Как ты это сделала?! – воскликнула она в ответ, опасливо приподнимаясь.

- Сама не знаю, - ответила я. - Заходи! – и я протянула ей руку, чтобы помочь забраться в окно.

Ветрувия сделала шаг ко мне, но небо тут же потемнело из-за набежавших туч, налетел ветер, и деревья угрожающе качнулись, заскрипев ветками. Ветрувия охнула и съёжилась, втягивая голову в плечи.

- Всё хорошо, всё хорошо! – торопливо заговорила я, обращаясь неведомо к кому – то ли к дому, то ли к саду, то ли к небу над нашими головами. – Она моя подруга, она не желает никому зла! Она меня тоже защищала, и даже спасла…

Ветер постепенно утих, небо медленно, словно нехотя очистилось, и сад снова стал прежним садом – дивным, пышным, слегка диковатым, но садом, а не орудием возмездия.

- Иди сюда, - снова позвала я Ветрувию. – Не бойся!

Она оглянулась по сторонам, несмело взяла меня за руку, отдёрнула руку, подождала, потом опять взяла, и, благодаря нашим совместным усилиям вскоре моя подруга забралась в окно и стояла рядом со мной, со страхом оглядываясь.

- Зачем ты залезла сюда? – спросила она шёпотом. – Это же дом колдуна! Тебе Джианне мало?

- На самом деле, всё не так страшно, - успокоила я её. – Там, - я мотнула головой в ту сторону, куда скрылись Ческа и её семейка, - страшнее. Это тебя слуги Занха так отделали? – я взяла Ветрувию за подбородок, разглядывая её синяк.

- Не-ет, это матушка, - со вздохом протянула она. – Синьор Занха уехал, слуги почему-то сбежали, а один он не такой уж и храбрый, как оказалось, - она хихикнула, но сразу болезненно поморщилась. – А как ты сюда забралась? И как ты всё это устроила? Апо, ты… - она заколебалась и шёпотом закончила: - Ты продала душу дьяволу?!