– Какой интересный рассказ, жаль, что звездеж.

– Это правда!

– Успокойтесь, Константин Александрович. Уже поздно, так что я не буду вам мешать. Хотя, утоли мое любопытство, как зовут твоего дедушку? Давай, я сама угадаю? Ананий Вдуев? Вуди Вдуев?

– А Вуди тут причем?

– Дятел Вуди Вудпекер. Не знаешь такого?

– Его зовут Вася.

Бросается к висящему в прихожей пиджаку и начинает в нем рыться.

– Ну, я, пожалуй, не буду мешать вашей голубиной ферме. Хорошего вечера, Константин Александрович.

– Стоять, – резко хватает меня за руку, как только я берусь за ручку двери. – Смотри в паспорт моего деда.

Сам открывает страницу с фотографией и данными и протягивает его мне. Вдуев Василий Федорович.

Перевожу взгляд с паспорта на Константина и обратно. А затем начинаю шерстить паспорт самого хозяина квартиры.

– Что ты ищешь?

– Страничку с семейным положением.

– Я же сказал, что не женат.

– Ты много, что говорил. Хочу удостовериться, что у тебя в мужьях нет этого мужика.

– Чего?

– Вы оба Вдуевы. Где там женят таких как вы. В Амстердаме?

– Ты сколько выпила?

– Рюмочку. Заливать будешь что он твой дед, реальному деду. Этот тебе максимум в отцы годится. Педиков мне еще не хватало за стеной. Гнать вас ссаной метлой.

На страничке с семейным положением зарегистрированного брака с Вдуевым действительно нет. Хотя, как он мог там быть, если паспорта русские? Черт, я реально, похоже, перепила.

А при внимательном просмотре паспорта старшего Вдуева, до меня доходит, что ему не только семьдесят пять, но и жена у него имелась. А в графе дети: сын Александр. А Константин, как раз Александрович. Перевожу взгляд на внучка.

– Вообще, я толерантна ко всем людям. Главное, чтобы человек был хороший. Ну и мальчик… мальчика не любил. В общем, извини, что побеспокоила. Спокойной ночи. А дед твой, ну прям…огонь.

– Красивая барышня, а что, вы уже уходите?

Перевожу взгляд на… да язык не поворачивается назвать дедом этого мужика с таким-то телом! А уж какие на нем сейчас красные то ли шорты, то ли труселя. Ну, тут сам Бог велел познакомить с ним мою бабулю. А уж, когда она увидит его причиндалы.

Теперь я точно понимаю, что брехло Костик не такое уж и брехло. Про сатириазис явно набрехал, но то, что этот жеребец еще объезжает лошадок, к гадалке не ходи.

– Да, вот отдавала вашему внуку посуду. Он меня пельменями угощал.

– Ой, чего только не придумает один людь, чтобы затащить другого людя в постель. С козырей пошел, внучонок. Молодец. Пельмешки – это святое. А не хотите с нами посидеть, чай попить с хворостом, милая барышня?

– У тебя, кажется, были проблемы с половым храмом, уже рассосались?

– Красота – не только страшная сила, но и прекрасная. Что-то типа анестезии на мою страдающую мошонку. То есть храм.

– Увы, Мальвина Адольфовна не может остаться. У нее завтра работа. А учитывая, что работа у нее ответственная, ей надо быть огурчиком свежим, а не малосольным.

– Погодьте. Так вы и есть докторица за стеной? Мальвинушка, а не соблаговолите ли заглянуть мне в трусы? Как доктор, разумеется.

– Не соблаговолит. Она от темы членов и мошонок ну очень далека. Полный профан. Ей практиковаться и практиковаться. А мы до практики еще не дошли, – ну сученок. Из принципа возьму и посмотрю! И пофиг, что полный профан в урологии.

– Соблаговолю. Только руки оформлю. Они, как известно, должны быть где?

– В пи…, – протяжно произносит дед.

– В чистоте, Василий. В нашем случае в перчатках.

– А еще у врачей должна быть соответствующая одежда, – произносит Костя, когда я хватаюсь за ручку двери.