В общем, преображался он буквально каждую минуту. То это была жуткая непролазная чаща, и во тьме на путников пялились чьи-то алые глаза. То в лиловом сумраке танцевали светлячки. То из кустов вдруг начинал кто-то рычать. Или наоборот, оглушала тишина: ни веточка не шелохнётся.

Алина смотрела на это с досадой. Ей всегда не нравились люди, которые относятся к работе тяп-ляп. И сейчас, зная, кто за всю эту картину в ответе, думать о писательнице хорошо не получалось. Ну серьёзно, кто так работает? Хотела кобылу – получила жеребца. И хорошо, если не мерина. Ну а лес? Как он там называется? Горемычный? Ну и где это горе? То светлячки, то рычание – всё на что автора хватает. Одним словом, халтура.

Бард Цветик же как будто ничего не замечал. Вопреки ожиданию он оказался человеком тихим, серьёзным и спокойным. Шёл чуть позади, и пыльца со светлячков, попадая на его волосы, ярко вспыхивала. Алина не могла вспомнить, есть ли у светлячков в принципе пыльца, но что волосы так себя вести не должны, понимала. Что-то с этим бардом было не так… Определённо. Что он делал в лесу? Нет, правда, лес же Горемычный, кто сюда по доброй воле пойдёт – с таким-то названием. Дорогу, опять же, вызвался показать. Значит, много раз здесь был? В Горемычном-то лесу. Вдобавок, бард ужасно кого-то Алине напоминал. Она пыталась вспомнить, кого, но мысль постоянно ускользала. Гадкое чувство.

Когда стало совсем невмоготу, Алина повернулась к Цветику и прямо спросила:

– Простите, а мы с вами раньше нигде не встречались?

Бард ответил не сразу. Он нахмурился, словно тоже пытался вспомнить. Потом пожал плечами.

– Быть может, госпожа. Ваш отец наверняка великий правитель. А меня, бывает, приглашают во дворцы, дабы усладить слух гостей на пиру.

«Усладить слух…» Алина поморщилась – так непривычно и высокопарно это прозвучало. Интересно, это слова самого Цветика? Или бедовая писательница Лена вложила их ему в… уста.

– Мой отец правитель… – повторила она. И споткнулась о вылезший прямо из земли корень (а вот это точно писательница виновата!) и чуть не упала, но бард вовремя её подхватил. – Спасибо. Да, может быть вы насчёт отца и правы…

Очнулась же она в замке у какого-то кретина в короне, а его жена говорила, что Алина – принцесса, которую давным-давно пора… того.

Она поморщилась от воспоминаний.

Бард странно посмотрел на неё и предложил:

– Если госпожа назовёт своё имя, возможно, это освежит мою память.

«Он расскажет тебе всё о мире», – вспомнила Алина слова писательницы. И подумала: «Очевидно, рассказать о том, кто я, должен тоже он. Ох, Лена! Лениво нормально сюжет придумать, да?»

Теперь, знакомясь с плодами писательской деятельности буквально на каждом шагу, Алина практически не сомневалась: она бы сочинила роман лучше всяких лошадей. Потому что хуже точно некуда.

– Госпожа? – ворвался в её мысли голос барда.

Алина улыбнулась.

– Да. Простите. Моё имя? – Она задумалась. – Алина… Хм, погодите, нет. Как же оно…

На лице барда тоже мелькнула улыбка. И правда: кто же умудрится забыть собственное имя?

«А сам-то, – мысленно проворчала Алина. – Цветик!» Впрочем, вины барда тут наверняка не было.

– Вспомнила! Аделаида.

– Аделаида ви Дейра? – тут же подхватил Цветик.

Лес в очередной раз поменялся. А именно: ели превратились в пальмы. Алина уставилась на них с открытым ртом (чёрт, ну и воображение у некоторых!), потом запоздало кивнула.

– Да, всё верно. Простите, а… Здесь лес всегда… такой?

Цветик взглянул на пальмы и пожал плечами.

– А что не так?

Теперь странно смотрела на него уже Алина.