– Так точно! – козырнул за всех красномордый Коростылев.

Арестованные успели убежать кто куда, и только Евдокия Елизаровна все еще стояла возле лошади Бологова, сгорбившись и сморкаясь в платок.

– Вы свободны, госпожа Юскова, – напомнил Ляпунов и тронул мерина; за ним поехали все остальные, объезжая Дуню. Некоторое время она шла следом за казаками, боязливо оглядываясь: не преследует ли ее есаул со своими мордоворотами, потом свернула на тротуар и, увидев лавочку у заплота, села согнувшись – дальше идти не могла.

Взбешенный есаул Потылицын, матюгаясь, шел некоторое время со своими сподвижниками не оглядываясь, решительно ничего не понимая в происходящем.

– Што же это получается, Григорий Андреевич? – зудит есаула Коростылев. – За какую-то гадину разоружили и чуть в тюрьму не посадили! Или мы мало послужили царю и отечеству? За царя мы будем или за проклятые Советы? Этот-то с бородкой, Прутов, который при Керенском танцевал перед большевиками и жидами, теперь министром внутренних дел назвался.

– А я што говорил на вокзале? – напомнил Ложечников. – Надо было сразу прикончить гадину и бросить там. Не нарвались бы. А тут полковники за шлюху! Вот это полковники! Вернуться бы на вокзал и обсказать Шильникову.

Потылицын зло матюгнулся:

– Пошли они все к такой матери! Они с ума спятили.

– Полковники всегда споются между собою, – поддержал Коростылев. – И должности разделят полюбовно, да еще банкет закатят для полного ажура. На вокзале, видели, готовят ресторан для угощения Дальчевского. Но как же головка офицеров вас обошла, Григорий Андреевич? Вы же царский есаул, а не выскочка Бологов. Это же сволочь! Вы же отряд патриотов создали у нас в уезде. Не в бирюльки играли, а кишки выпускали из большевиков. Еще два офицера едут!

Потылицын присмотрелся – на караковом и рыжем коне едут двое, одного из них он узнал…

– Приветствую с победою, господа! – задержал каракового коня простоголовый офицер в расстегнутом френче. – Что вы такие кислые? Как там на вокзале?

– Пошел ты к чертям собачьим! – рявкнул Потылицын. – Ты знаешь, с кем едешь? Это – большевик! Красный хорунжий из Петрограда, которого давно надо шлепнуть. Я его знаю по Белой Елани. Он сорвал наступление Сотникова на Минусинск в начале марта. Сволочь!

– Что?! Что?! – напрягся капитан. – А ну, стойте, воители. Я с вами сейчас разберусь. Хорунжий, револьвер мне! Шашку наголо!

Ной быстро подал капитану наган и сам выхватил шашку.

– Ни с места! – орал капитан, наезжая на есаула Потылицына. – Документы! Быстро!

– Кто вы такой будете, что требуете документы? – отпятился к бревенчатой стене дома Потылицын.

– Я начальник губернской контрразведки, капитан Ухоздвигов. И без лишних слов!

Есаул подал документы: капитан заглянул в офицерскую книжку:

– Вот как! Родом из Белой Елани? Вы знаете моих братьев: полковника Иннокентия Иннокентьевича и сотника Андрея Иннокентьевича?

– Я знаю поручика Гавриила Иннокентьевича. Со старшими вашими братьями не встречался.

– В марте я читал одно из сообщений из тайги, подписанное «атаманом Григорием и святым Ананием». Не вы ли скрывались под этими именами?

– Да! При большевиках не ходил есаулом.

– Понятно. И что же, вы в самом деле считаете себя святым Ананием?

Есаул зло ответил:

– Это мое дело!

– В вашей книжке записана благодарность полковника Шильникова за проявленную бдительность на фронте в сентябре пятнадцатого года. В чем проявилась ваша бдительность?

– В разоблачении социалистов, втесавшихся в офицерский состав Третьего Енисейского полка.