Ехали, прикладывались к фляге, далеко отстав от эскорта.

– Кстати, о чинах, хорунжий! – сказал капитан. – Мой самый высший чин – поэт! В поэзии душа России, ее сердце, печали и радости. Не царствующие особы восславляли Россию, а Пушкин! Был еще Гавриил Державин, Некрасов, Крылов или вот Алексей Кольцов:

А? Каково? Нищие мы духом без поэзии, хорунжий. Нищие и сирые! Если бы не поэзия, я бы пустил себе пулю в лоб! Да-с! Ведь: «И скушно и грустно! – и некому руку подать в минуту душевной невзгоды!..» Это сочинил поручик Лермонтов. Не сладко ему жилось под дланью венценосца! А Гавриил Державин?

Какая глубина! И ведь написано еще в ту пору, когда Русь свято верила в Боженьку, в твердь небесную! А поэт сказал: «И солнцы ею потушатся, и всем мирам она грозит». Все смертно, хорунжий. Ни Боженьки, ни черта, ни преисподней! Все и вся на земле – дьяволы и Боги! Люблю Россию, хорунжий. Как русский, как сын отечества. А вот запакостили мы Россию изрядно. И это, знаете ли, скажется на будущих поколениях.

У Ноя было такое самочувствие, точно капитан содрал с него шкуру с мясом и душу вынул прочь. Ни Бога, ни черта не оставил! «От безверья сгинет, должно, – утешил себя Ной, не вполне уверенный, что сам спасется верою в Бога и всех святых апостолов. – Экое приспело время!»

Между тем впереди у полковника и эскорта произошла непредвиденная заминка.

Миновав Плац-Парадную площадь, сворачивая в сторону вокзала, полковники снова увидели арестованных – вооруженные казаки гнали пятерых мужчин и двух женщин. Одну из них Бологов узнал издали – Евдокия Елизаровна Юскова! Простоголовая, в нарядной жакеточке с накинутым на плечи ажурным платком, в длинной синей юбке, она шла, сгорбившись, впереди всех, держась руками за живот.

Двое казаков с обнаженными шашками шли по сторонам арестованных, а сзади конвоируемых – офицер в парадном голубом казачьем казакине и… погонах есаула!

Полковник Ляпунов спросил у Бологова:

– Па-азвольте! Эт-то что еще, атаман? Есаул при погонах?!

– Я его впервые вижу, господин полковник, – ответил Бологов.

– Какой части, господин есаул? Фамилия?

– Третьего Енисейского казачьего полка, есаул Потылицын.

Полковник Розанов уставился на есаула.

– Я, командир полка, есаула Потылицына не знаю.

– Мне ваше лицо тоже неизвестно, – ответил есаул полковнику. – Моим командиром на фронте был полковник Шильников. Сейчас он на вокзале.

Евдокия Елизаровна, улучив момент, кинулась к Бологову, вцепившись в уздечку коня:

– Григорий Кириллович! Спасите за-ради Христа! Вы же меня знаете! Мы же вместе ездили в Челябинск! Есаул со своими казаками арестовал меня на вокзале как большевичку, и так меня били, били! Боженька! – заплакала Дуня. Лицо ее и в самом деле было избито, губы раздулись, и на подбородке запеклась кровь. – Скажите же! То красные меня расстреливали в Гатчине, то теперь есаул ведет на расстрел!

Атаман Бологов подтвердил: Евдокия Елизаровна, бывшая пулеметчица женского батальона, восставшего против большевиков, действительно является активной фигурой «Союза освобождения», именно она в марте выполнила ответственную миссию при поездке представителей «Союза» на переговоры с командованием чехословацкого корпуса.

– Что за произвол, есаул? Кто вас уполномочил производить аресты, избиения? – напрягся Ляпунов.