— Допуск… допуск-то у вас имеется, иначе бы Кирочка не позволила. Строгая женщина, весьма строгая…
— Садитесь, — велела Астра, указав на кушетку. — Или ложитесь. Да, лучше ложитесь. Пиджак снимите и амулеты, если есть какие…
Амулетов на Дмитрии Ивановиче нашлось штук пять.
— От облысения, — сказал он, выкладывая последний камушек, казавшийся самым обыкновенным, разве что чересчур гладким, будто стеклянным. — Только не помогает.
Он пригладил руками всклоченные свои волосы.
— Потому что разрядился давно, — дива камушек взяла и поднесла к губам, дохнула, и Святослав увидел, как облако золотых искр окружило камень.
Или не камень?
— Его давно делали. От матушки достался, а той… ай, не важно… все-то вновь переменилось, перемешалось, — Дмитрий Иванович мятый свой пиджак пристроил на столе, подвинувши внушительного вида колбу, наполненную темной жидкостью. — Опять за собою не помыли… повадились туточки чай пить. По технике нельзя, в лаборатории-то, но ведь замаешься наверх ходить. Вот они и приспособились.
Это он сказал извиняющимся тоном.
— Все бы и ничего, только вот… пьют вместе, а кому посуду мыть, так и не поделятся.
— Теперь поможет, — Астра камушек протянула.
— А…
— Этот не помешает. Наш он, — она огляделась и как-то зябко повела плечами, обняла себя. — Ложитесь. И скажите, давно вы с… мертвым работать начали?
Мертвое, стало быть.
— Так… с самого начала. Только, простите, но термин «мертвое» не в полной мере отражает состояние материи. Мы предпочитаем называть ее «трансформированной».
— Какая разница?
Теперь искры окружали саму диву. И как прежде Святослав не замечал их? Они кружили, поднимаясь и опускаясь, прячась в белых волосах, окрашивая их золотом, чтобы вновь подняться. Они ластились к коже, и неимоверно хотелось к этой самой коже прикоснуться.
Проверить, такая ли она холодная, какой выглядит.
Ответ Святослав знал, но… прикоснуться все равно хотелось. И искорку поймать, так, как в далеком детстве ловил снег, на язык, жмурясь от счастья.
— Мертвое мертво. Окончательно. Останавливаются процессы, как биохимические, так и энергетические. В измененной же плоти происходит, простите за тавтологию, изменение этих самых процессов.
— Понятно, — сказала Астра.
Понятно не было.
— Это… Петькина идея… мы ведь не то чтобы воевали… на фронте были, но консультантами… знаете, порой стыдно было. Люди воюют, а мы консультируем, — он все-таки лег на живот и вытянул руки вдоль тела. Они лежали ладонями вверх, и на этих ладонях были ожоги. — Я-то… меня порой привлекали… все-таки огневик и уровень второй, до первого малости не хватило… вот. А Петька, он у нас чистый… и рвался, да не пустили. Куда? Голова золотая… мы с ним под Бердяевкой познакомились. Слышали, может?
Святослав покачал головой.
Он слушал и смотрел. Слушал Дмитрия Ивановича, а смотрел на Астру, из которой напрочь исчезла былая робость. Теперь движения ее сделались скупы, сдержанны. Руки ощупывали тело, сминая его, и казалось, что еще немного и она просто-напросто вылепит из этого человека другого, моложе, крепче.
Сильнее.
— Деревенька это… была… пока асверы не вырезали… да… они многие вырезали, но именно там впервые выпустили каменных тигров. О них-то слышали?
— И видеть приходилось, — сказал Святослав.
— Да? — Дмитрий Иванович попытался было повернуться, но дива прижала его голову к кушетке, велев:
— Лежите спокойно, а не то больно сделаю.
— Я… потом тоже доставили, не столько самого, сколько внешнюю оболочку. А тогда… мы пытались понять, с чем имеем дело. И как это остановить… помню… добирались тайно, потому как территория захвачена. Наши люди доложили об испытаниях нового оружия…