Выживают.
Терпят.
Восстанавливаются, чтобы пойти на следующий круг преобразований.
— Заткнись, тебе ж сказали, — Алена смахнула пот со лба. — А с ним что? Куда?
— В виварий, куда еще, — пожал плечами Игорек и крутанул пуговицу, которая не удержалась, выскочила из пальцев и покатилась куда-то под кресло. — Твою ж…
— Спокойнее.
— Как спокойнее?! — он вдруг вспыхнул. — Спокойнее… это же Антоха! Наш Антоха…
— Уже нет, — Дмитрий Иванович обошел умертвие, которое, однако, на приближение человека не отреагировало. — Перед нами лишь физическая оболочка. Измененная, истощенная оболочка. Даже не уверен, сумеет ли она удержаться или начнется распад.
— Но…
— Ему повезло, — Дмитрий Иванович повернулся к диве и отвесил поклон. — Благодарю вас… мы с Антоном были друзьями… раньше, да и теперь. Войну прошли вместе. И вот тогда получилось выжить, а тут… мне важно знать, что душа его уцелела.
И дива осторожно, не сводя взгляда с мага, кивнула. А сказать все одно ничего не сказала.
— Но… как… он вообще… — не унимался Игорек.
— Думаю, с этим разберутся.
— Разберутся, — согласился Святослав. — Но сперва нужно… Астра?
— Я посмотрю, — тихо произнесла она, но руку не отпустила. Как ребенок, право слово. И… и ей все еще страшно, правда, странная, боится она вовсе не умертвия, но людей с их взглядами, настороженностью.
Недоверчивостью.
— В таком случае, — Дмитрий Иванович погасил остатки пламени. — Не будете ли любезны начать с меня?
— А я против, чтобы она ко мне лезла! — взвилась Аленка. — И вообще, может, это она…
— Не глупи, — Игорек с явным наслаждением оторвал вторую пуговицу и отправил ее вслед за первой. Теперь Святослав смог проследить за тем, как пуговица катится, ровненько, будто по начерченной загодя дорожке. — Ты сама знаешь, что процесс трансформации занимает не один день.
— И что?
— Она появилась только сейчас.
— Появилась.
— Может, пройдем в лабораторию? — предложил Дмитрий Иванович. — Там будет удобнее… и не обращайте внимания. Молодые, глупые и перенервничали к тому же. Мы все Антона любили.
В лабораториях Святославу бывать случалось, и в той, что устроили при интернате, и в тех, что при госпиталях существовали, и в других, о которых он с удовольствием превеликим забыл бы.
Может, согласиться на предложение ведьмы?
Пусть она и не избавит от памяти, но вот ту муть, которая давила на душу, уберет. Ведьмы ведь могут.
— Тут у нас немного беспорядок… да и лаборатория… одно слово лаборатория… биолога у нас нет, хотя Петенька и говорил, что нужно бы… но вот как-то обосновать не получалось. Разработки-то сугубо теоретические, практику… признаюсь, к практике у нас только Милорада и желала приступить.
Здесь и вправду пахло запустением.
Комната была огромной и светлой, не столько из-за окон, их-то как раз и не было, сколько из-за белизны стен и потолка, из-за обилия света и металла. Шкафы. И снова шкафы. Склянки какие-то. Столы, вновь же склянками заставленные. В ближайшей пепельницу устроили.
Кушетка.
Креслице, в угол впертое, явно притащенное откуда-то, ибо лохматым видом своим, какой-то потертостью, совершенно не вписывалось оно в общую обстановку, как и плед, на кушетке забытый.
— Вы садитесь куда-нибудь, — к Дмитрию Ивановичу вернулась обычная его нервозность вкупе с рассеянностью. — Здесь, конечно, неустроено… вот когда проектировали, думали, что и химики с нами будут рядышком, а их не устроило…
— Чем вы вообще занимаетесь? — поинтересовался Святослав, мысленно обругав себя, что прежде не додумался узнать. Нет, в общих-то чертах ему сообщили, даже тему озвучили, вот только тема та была столь размыта, что толковать ее можно было по-всякому.