Ну и пусть себе выходит на все четыре стороны!
Нет, нехорошо, что вы являетесь в таком неприличном виде.
А что в нем неприличного, скажи на милость? Самый подходящий для выпивки вид. И ботфорты хоть куда. А если никуда, так пусть повесятся на собственных ушках!
Не доведут вас до добра кутежи и попойки. Вчера об этом говорила госпожа, я сама слышала. И еще она поминала вашего дурацкого собутыльника, которого вы притащили сюда ночью и навязывали ей в женихи.
Ты это о ком? О сэре Эндрю Эгьючике?
О ком же еще?
Ну, он почище многих в Иллирии.
Нам-то что от его чистоты?
А то, что у него три тысячи дукатов в год.
Ему и на полгода всех его дукатов не хватит, – такой он дурак и мот.
Ну что ты болтаешь! Он и на виоле играет, и на нескольких языках как по писаному говорит, и вообще богатая натура.
Еще бы! Дурак пренатуральный! И не только дурак, но и забияка: разумные люди говорят, что, если бы его задор не ходил в одной упряжке с трусостью, быть бы ему давным-давно покойником.
Клянусь этой рукой, они мерзавцы и клеветники, коли несут такую чушь! Кто это тебе наплел?
Те самые, от которых я узнала, что он вдобавок ко всему вечера не пропустит, чтобы не напиться в вашем обществе.
Все потому, что пьет за мою племянницу. Я буду пить за нее, покуда у меня глотка не зарастет, а в Иллирии вино не переведется. Трус и мерзавец, кто не желает пить за мою племянницу, пока мозги не полетят вверх тормашками. Тсс, красотка! Castiliano vulgo![7] Сюда шествует сэр Эндрю Чикчирик!
Входит сэр Эндрю Эгьючик.
Сэр Тоби Белч! Как живете, сэр Тоби Белч?
Дражайший сэр Эндрю!
Приветствую тебя, миленькая злючка!
И я вас тоже, сударь!
Наступай, сэр Эндрю, наступай!
Кто это?
Камеристка моей племянницы.
Милейшая миссис Наступай, я бы не прочь познакомиться с тобой поближе.
Меня зовут Мэри, сударь.
Милейшая миссис Мэри Наступай…
Ты не понял, рыцарь. «Наступай» – это значит «смелей», «не робей», «атакуй», «штурмуй»!
Ну, знаете, вы столько насчитали, что мне к ней теперь и подступиться страшно. Вот так «наступай»!
Желаю вам всего хорошего, господа мои.
Чтоб тебе никогда не работать твоей шпагой, сэр Эндрю, если ты так отпустишь эту красотку!
Чтоб мне никогда не работать моей шпагой, милочка, если я так тебя отпущу. Ты что же, красавица, за дураков нас держишь?
Да нет, сударь, я за вас не держусь.
А ты попробуй, подержись: вот моя рука.
Сударь, хотенье ваше, да позволенье наше. Лучше отнесли бы вы свою руку в погреб и угостили бы ее элем покрепче.
Это зачем, душечка? Что-то мне непонятна твоя шутка.
Уж очень вы сухорукий.
Вот это верно: осел я, что ли, чтобы ходить с мокрыми руками? Но в чем все-таки соль твоей шутки?
Для вас, сударь, она чересчур соленая.
И много их у тебя припасено?
Уж на вас-то моего запаса хватит… А вот сейчас я отпустила вашу руку и сразу обезопасилась. (Уходит.)
Ох, рыцарь, подкрепись-ка скорее стаканчиком канарского[8]: отроду не видел, чтобы тебя так здорово укладывали на обе лопатки.
Пожалуй, что и не видел… Нет, канарское тоже здорово укладывало. Ей-ей, мне иногда кажется, что у меня ума не больше, чем у любого христианина, а может, и вообще чем у любого человека. Но я большой любитель говядины, а говядина, наверно, вредит моему остроумию.
Ну разумеется!